Троцкий. Книга 1
Шрифт:
Основателями Белого движения были генералы М.В. Алексеев, Л.Г. Корнилов и А.М. Каледин.
Все началось с того, что в ноябре 1917 года Алексеев направил во все концы России обращение к офицерам, воинству, всем, кто не хочет «ярма большевизма», в котором содержался призыв прибыть в Новочеркасск, где было решено формировать добровольческие части. Вначале на призыв откликнулись всего около 200 офицеров, пробившихся на юг из Петрограда, Москвы, Киева и разместившихся в помещении лазарета на Барачной улице. Вскоре сюда прорвался под руководством полковника Дроздовского отряд офицеров с румынского фронта, пришел Корниловский ударный полк нежинцев, прибыли с небольшими группами генералы и полковники Богаевский, Марков, Эрдели, Боровский, Казанович, Писарев, Назаров, Покровский, Кутепов, Филимонов, Улагай и другие военачальники. Вначале Добровольческая армия едва насчитывала четыре
Под ударами большевиков белые были вынуждены отступить на Кубань (первый «ледяной поход»). Генерал Каледин в приступе депрессии застрелился. Во время похода от прямого попадания снаряда погиб генерал Корнилов. С 13 апреля 1918 года в командование Добровольческой армией вступил генерал Деникин, быстро став ведущей фигурой Белого движения на юге России.
Какова была политическая программа белых? Пожалуй, о ней можно судить по выступлению Деникина на открытии Кубанской рады 1 ноября 1918 года. Командующий войсками юга России, специально приехав с фронта на заседание, заявил: «…большевизм должен быть раздавлен. Россия должна быть освобождена… Не должно быть Армии Добровольческой Донской, Кубанской, Сибирской. Должна быть единая Русская Армия, с единым фронтом, единым командованием, облеченным полной мощью и ответственным лишь перед русским народом, в лице его будущей законной верховной власти…»{68}.
Доминирующей идеей Деникина, которую разделяло белое офицерство, было «скорейшее восстановление Великой, Единой, Неделимой России». Характерно, что, пока немцы оккупировали Украину и другие области охваченного огнем государства, Деникин придерживался лозунга «Ни мира, ни войны с немцами». Он считал, что вопрос об изгнании германских войск будет включен в повестку дня, когда Белое движение станет на ноги.
А.И. Деникин, став с октября 1918 года после смерти генерала М.В. Алексеева главнокомандующим Добровольческой армией, внимательно следил за образованием единого белого фронта против Советской власти. Была установлена неустойчивая оперативная связь с адмиралом А.В. Колчаком на востоке России, собравшим под свои знамена около 400 тысяч войск, генералом Н.Н. Юденичем на северо-западе страны, генералом Е.К. Миллером на севере. Но соединения фронтов, как известно, не получилось. Вопреки своим личным желаниям, в мае 1919 года Деникин признал главенство адмирала Колчака как «Верховного Правителя Русского государства и Верховного Главнокомандующего русских армий». Колчак в знак благодарности тотчас назначил Деникина своим заместителем на юге России… Хотя незадолго до своей гибели Колчак издал один из последних указов «Верховного Правителя», в котором сообщал о «предрешенности вопроса о передаче Верховной Всероссийской власти Главнокомандующему вооруженными силами юга России генерал-лейтенанту Деникину»{69}, Антону Ивановичу недолго оставалось быть главнокомандующим.
Что из себя представляла Добровольческая армия в духовном, моральном плане? Как ее оценивали Деникин, другие генералы Белого движения? Кто противостоял войскам красных?
Те, кто «видел в ней осененный страданием и мученичеством подвиг, – правы. И те, кто видел грязь, пятнавшую чистое знамя, – пишет бывший профессор Николаевской Императорской военной академии Н.Н. Головин, – тоже искренны». Соседствовали рядом, по словам Деникина, подвиг и грязь, героизм и жестокость, сострадание и ненависть. Жестокость вообще царила на бескрайних просторах России. Самая великая, но, наверное, и самая несчастная страна переживала очередную трагическую полосу своей истории.
Деникин назвал кровавое ристалище Гражданской войны «русским погостом», на котором, по его словам, и красные, и белые пустили реки крови. «Различны были способы мучений и истребления русских людей, но неизменной оставалась система террора, проповедуемая открыто и с торжествующей наглостью. На Кавказе чекисты рубили людей тупыми шашками над вырытой приговоренными к смерти могилою; в Царицыне удушали в темном, смрадном трюме баржи… Сколько жертв унес большевистский террор, мы не узнаем никогда» (хотя здесь же сообщает, что, по данным «белой» Комиссии, эта цифра только в 1918–1919 гг. составляет 1 млн 700 тыс. человек. – Д.В. ). Однако генерал признает, что «набегающая волна казачьих и Добровольческих войск оставляла грязную муть в образе насилий, грабежей и еврейских погромов»{70}. Всего же, по приблизительным подсчетам историков, погибли на полях братоубийственной сечи, от террора белых и красных, голода и болезней, а также бежали из Отечества 13 миллионов наших соотечественников. Белый генерал
Троцкий тоже признавал резкое падение нравов в те годы. Правда, этому он давал несколько одностороннее объяснение: «Деморализация на почве голода и спекуляции вообще страшно усилилась к концу гражданской войны. Так называемое «мешочничество» приняло характер социального бедствия, угрожавшего задушить революцию»{71}.
Еще не затихла канонада на полях Гражданской войны, а уже многие ее участники приступили к анализу событий. Б.В. Савинков назвал «Вандею российскую», то есть Гражданскую войну, борьбой белых за старое, уже изжитое, а потому не имеющее перспективы. «Красные мобилизуют, реквизируют и белые тоже. Ненавистны как фамилии Ленина, Троцкого, так и Кривошеина и Глинки. Пока белое дело не станет делом крестьян, успеха не будет. Кто сумеет борьбу против большевиков сделать борьбой за новую крестьянскую Россию, тот победит большевиков»{72}. Самому Савинкову этого сделать не удалось.
Сегодня страшно поверить и согласиться, что для утверждения то ли белой, то ли красной Идеи нужно было столько жизней и крови! Смертельная межа расколола Россию почти на пять лет. Все стороны – белые, красные, интервенты – внесли свою страшную лепту в это кровавое противостояние.
Добровольчество с самого начала приобрело характер яростного протеста классов, которым не оказалось места за общим российским столом. Трудно обвинять их в этом; ведь революционный взрыв обрекал их на самое худшее, хотя Февраль большинство будущих добровольцев приняли если не восторженно, то с надеждой. Однако надвигающаяся смута, как синоним беззакония, насилия и непредсказуемости, отрезвила многих.
Что представляла собой армия вначале? Довольно мозаичное объединение: Корниловский полк, Георгиевский полк, три офицерских батальона, юнкерский батальон, Ростовский полк из студенчества, две батареи… Однако, окрепнув в донских и кубанских станицах, непрерывно получая людское и материальное пополнение, в том числе и от бывших союзников царской России, Деникин повел крупную игру… Его армия насчитывала уже десятки тысяч человек.
После ноябрьской революции в Германии Москва аннулировала «похабный», по словам Ленина, Брестский мир, и немцы убрались с юга России. Но руки были развязаны теперь не только у большевистского правительства, которое получило передышку, но и у Антанты, решившей помочь Белому движению, чтобы покончить с «русской смутой». В эти месяцы территория бывшей гигантской империи представляла разворошенный муравейник, в котором возникали и исчезали партии и правительства, где никто не знал, что будет завтра, где жизнь бурлила вне рамок закона (старые были отменены, новые неизвестны), где миллионы смятенных, дезориентированных, часто озлобленных людей готовы были поддержать то красных, то белых либо пытались покинуть пределы Отечества, спасаясь от пришедших напастей.
А тем временем Деникин – екатеринодарский вождь Белого движения – не терял времени даром. Пока Колчак, «верховный правитель России», терпел одно поражение за другим, что в итоге завершилось его гибелью, к Деникину пришли большие победы. Не случайно Троцкий, выступая с докладом на VII Всероссийском съезде Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и трудовых казачьих депутатов 7 декабря 1919 года, заявил: «Деникин был, несомненно, для нас гораздо опаснее Колчака». Колчак «висел на тонкой ниточке Сибирской железной дороги», а Деникин разлился конной лавой на российских просторах{73}. Лето и осень 1919 года – пора наивысших успехов главнокомандующего вооруженными силами Юга России. В конце июня 1919 года в Царицыне, который был взят его войсками, он издал директиву, согласно которой трем основным группировкам предписывалось «захватить сердце России – Москву…». Преодолевая неорганизованное сопротивление редких частей Красной Армии, корпуса Деникина быстро двигались к столице. Главнокомандующий, сохраняя внешнее спокойствие, но с внутренним ликованием читал донесения командира конного корпуса Мамонтова, который своим дерзким рейдом прорвался далеко на север.
В октябре 1919 года все в штабе Деникина почувствовали: желанное может скоро свершиться. Осталось всего каких-то верст двести… Взяты Воронеж, Орел, вот-вот должна пасть Тула…
Кто в отсутствие Колчака может стать «верховным правителем» России? В таких случаях, известно, все смотрят на победителя…
Деникин еще раньше сформировал «Особое совещание», впоследствии преобразованное в правительство. В предвкушении близкой победы Деникин не заметил, как большевистское руководство, перегруппировав свои силы, сформировав крупные конные соединения и объединения, готовилось нанести мощный контрудар.