Трое и Дана
Шрифт:
Леля с укором смотрела на грубого варвара. Слезы брызнули из прекрасных глаз, оставили на щеках блестящие дорожки. Алые губы распухли и дрожали, как у обиженного ребенка.
Таргитай ухватил обоих за шиворот. Мрак и Олег даже незаметили, а волхв равнодушно наступил на брошенный им Жезл Мощи. Алатырь-камень слабо вспыхнул и погас.
– - Нет!!!
– - заорал Таргитай страшно.
– - Нет!!!
Он толкнул Лелю в грудь, вклинился между нею и друзьями. Мрак набычился, из глаз брызнули злые
– - Любовь?.. Заниматься любовью, когда горят дома, когда конские копыта степняков топчут детей, когда зверье в людской личине насилует наших женщин? Мрак, ты забыл Зарину, Снежану, Степана?.. Я -- не забыл!
Он тащил их за шивороты, сбивал с ног, когда те пытались освободиться. Столкнул в трещину, Мрак помотал головой, налитые кровью глаза медленно очищались. Могучая грудь тяжело вздымалась, как волны в бурю. Кулаки были сжаты так, что костяшки побелели.
– - Где... моя... секира?
– - Потерял, дубина, -- крикнул Таргитай. Половину щеки занимал кровоподтек, Мрак зацепил.
– - Стой, лось безрогий! Сам принесу. Тебе нельзя.
– - По... чему?
– - Ты, оказывается, все отдашь... всего лишь за любовь.
Он повернулся к блестящему краю. Олег, отводя глаза, с бурно вздымающейся грудью, попросил глухо:
– - И Жезл захвати... если сможешь.
– - А ты?
– - Я себе не доверяю.
Таргитай исчез, только подошвы мелькнули над блистающим краем. Олег с силой тер ладонями лицо.
– - Да, Мрак, удивил.
– - А ты?
– - огрызнулся Мрак.
– - Шкуру на себе рвал! Из себя лез, от всех мудростей отказался. Нас обоих, надо признаться, как обухом по голове. Теперь видно, что супротив богов у нас кишка тонка... А ведь еще и не дрались!
– - Тонка, -- признал Олег нехотя.
– - Ты сильнее любого зверя, я согну в бараний рог любого мага, но против богов мы что мыши супротив кота.
Мрак с беспокойством смотрел на блистающий край.
– - Слушай, а как же Тарх?
– - Сам видишь. Дурню любая беда по колено.
– - Потому что дурень?
– - Или потому, что ему по дурости все одно: богиня, простая девка. Ты ж помнишь, как он с легкостью взял Меч?
Послышались торопливые шаги. Над краем показались ноги в стоптанных сапогах. Подошва на одном отошла, выглядывал грязный палец. Таргитай тяжело слез, в руках держал Посох и секиру в путанице широких ремней. Из-за плеча выглядывала золотая рукоять Меча.
– - Пойдем?
– - сказал он вопросительно.
– - Эх, если бы ты мог как-то затащить нас наверх волшбой...
Он первым протискивался в щели, карабкался, как муравей, по отвесным стрнам. Пальцы будто сами находили выступы, ямки, так привык лезть и лезть наверх, а Мрак и Олег спешили следом, подозрительно посматривали, переглядывались.
– - Ну, -- буркнул Мрак раздраженно, -- что ты буравишь ему спину глазами? Говори. Мне тоже не все ясно.
Олег приглушил голос:
– - Он толстокожий? Или что-то еще?
– - А что еще?
– - Он даже не очень-то заметил, что это богиня. И что у нее сил поболе, чем у всех людей на свете.
– - Ну, он не очень-то обратил и на мощь другой... А та намного сильнее этой женщины-цветка.
– - Дана могла снизойти. Как ты, к примеру, поигрался бы с котенком. Но Тарх Лелю обругал и пихнул так, что бедная едва не упала!
– - Ну, -- ответил Мрак с неуверенностью в голосе, -- Леля могла и не дать сдачи. Она ж богиня любви и красоты? Ей быть драчливой не к лицу... Хотя я, честно говоря, не понимаю, как не врезать в ответ, когда можно.
– - Зато я понимаю, как можно жить и не давать сдачи... Но с Таргитаем все равно не все ясно.
Таргитай карабкался уже в сотне саженей -- злой, сосредоточенный, непривычно собранный. Широкие ремни опоясывали спину крест-накрест, Меч как прилип, золотистая рукоять загадочно поблескивала.
– - Да ладно, -- сказал Мрак.
– - Грех обижать того, кого обидели боги.
Оборотня уже пошатывало, он хрипел, все чаще промахивался, хватаясь за выступы. От него несло как от коня крепким потом, крупные мутные капли падали на Олега. Чистоплотный волхв раздраженно пытался обогнать оборотня, но колени подламывались, ноги распухли и стали как чугунные.
Таргитай из ведущего быстро оказался ведомым. Тащился, как коза на веревке, поскуливал. Его задора, как давно заметил Олег, хватало ненадолго. Мрак же всегда сперва возражал, высмеивал, но, ступив на тропу, уже не сходил. А вот он, волхв, замечая за другими многое, в себе так и не разобрался. Слишком многое стряслось за лето. Когда-нибудь, когда все это кончится, то, если уцелеет мир, он забьется куда-нибудь в нору, где никто не найдет и не помешает, и будет размышлять, думать, мыслить...
Мрак впереди остановился, вскинул руку. Олег уже раскрыл было рот: оборотню если не напомнить о привале, то сам падет и других уморит. Едва дышат, соринка свалится на плечи -- хребет хряснет, не до встреч...
В двух десятках шагов в неширокой впадине, через которую шла их дорога, у костра сидели звероватые гиганты. В звериных шкурах, лохматые, с всклокоченными бородами. По кругу ходил исполинский рог, наполняли из огромного кувшина. Костер горел яро, угольки щелкали и разлетались шипящими искрами. На замерших людей лишь один повел бровью, тут же отвернулся и припал к рогу.