Трое и Дана
Шрифт:
Он закинул мешок за спину, обнял обоих так, что затрещали кости, на миг блеснули в печальной усмешке белые зубы, и оборотень исчез за краем Дупла. Слышно было, как стучат подошвы. Затем все стихло.
Таргитай сразу ощутил себя сиротой. Глаза Олега были как у побитой собаки. Алатырь-камень начал светиться. Таргитай вскрикнул отчаянно:
– - Ты хоть скажи напоследок! Ну приду я, ежели сумею залезть так высоко, а дальше?
Олег сказал раздельно, словно слова были гвоздями, которые вбивал в голову Таргитая:
– - Что хотел Род, создавая этот мир? Что мы должны сделать? Для чего вообще мы, люди?
Вокруг него воздух сгустился, завертелся широкой воронкой. Красные волосы волхва трепало, как языки пламени. В зеленых глазах блестело упорство.
– - Ежели доберусь, -- сказал Таргитай жалобно.
Он обнял Олега, прижался -- теплый, мягкий, домашний. Олег остро ощутил, как тяжко певцу остаться одному. Куда тяжелее, чем ему или Мраку.
– - И еще спроси, -- сказал Олег спохватившись, -- как вообще уцелеть этому миру? Что нужно?
Таргитай со слезами смотрел, как смерч потемнел, налился звериной силой, взревел, пошел вверх, внизу бешено вертелся кончик не толще шила.
Человеческая фигура едва просматривалась сквозь мутную стену вихря. Красные волосы волхва трепало, но зеленые глаза смотрели на Таргитая неотрывно, требовательно. Смерч изогнулся, приподнялся, едва удерживаясь на острие. Человек внутри пошатнулся, растопырил руки, упираясь в стены. Таргитай со страхом увидел, как из серой, бешено вращающейся стены высунулись пальцы. Их сразу обдало красным, словно окатило кипятком, пальцы исчезли.
Затем смерч стремительно метнулся в сторону, тут же обозначился вдали крохотным пятнышком и растаял. Таргитай в страхе за Олега подумал, что лучше бы не так шибко, а то уши оторвутся на такой скорости.
Глава 8
Оставшись один, Таргитай всплакнул -- чего стыдиться, никто ж не зрит, -- но слезы еще никому не помогали, вытер лицо, потуже подтянул ремни. Опять перед глазами
поползла вниз, заскользила, а то и побежала, обрываясь позади, серая скала Дерева.
Ноги сразу налились горячей тяжестью. Сердце колотилось так, что выпрыгивало через уши. Сперва, отдохнув перед расставанием, лез с полверсты без отдыха, потом спотыкался все чаще: воздуха не хватало, на ногах будто стопудовые глыбы.
Рукоять тяжелого Меча больно колотила по затылку. Тихо ненавидел, избавиться бы при случае... На миг испугался: Мрак взъярится, даже Олег осудит, Меч не раз спасал им шкуры, но уж очень противный -- чересчур хвастливый, заносчивый.
Да, от него всякий раз переполняет радость, когда сечет ворогов, потом немножко совестно... Нет, это сперва немножко, а потом уже множко, сейчас же совсем невмоготу. Видеть этот блистающий булат не хочется! Уже совсем редко берется за рукоять, что так и просится в руки. Сама норовит залезть в ладонь!
Не зря говорят, подумал он горько, что я дурак не простой, а редкостный. Какой настоящий мужчина не мечтает о таком Мече? Даже Олег ухватился бы обеими руками, хотя и на свой Жезл не насмотрится, пылинки сдувает. Ведь Мечом, козе понятно, и Жезл легче добыть, и летающий ковер. А уж радости попроще: царства, каганства, кучи золота -- только захоти.
А вот ему ни Меч, ни Жезл, ни даже расписные пряники не дороги так, как простая дудочка за пазухой. Вот она, возле сердца пригрелась, тихая как мышка. Почему-то дороже и Меча, и Посоха, и всего-всего на свете...
И дуракам жить надобно, сказал себе сердито. Не убивать же! Начни убивать -- придет черед и полудурков, затем -- придурков, наконец умники начнут выяснять, кто из них знает меньше. Еще можно изничтожать кривых, хромых!
Впереди трещало, а кора подрагивала, будто под ней билось сердце размером с хату Боромира. Таргитай опасливо обошел по дуге. В глубине двигается чудовищный зверь, грызет. Если такой цапнет за ногу, то и подошву откусит.
Плечи сами передернулись, как в ознобе. Какова зверюка, что грызет Дуб? Он ж во сто крат крепче камня и булата!
Да что червяк, напомнил себе, надо о Роде думать. Нашли кого послать! К самому мудрому и сильному, самого... немудрого. Хотя, с другой стороны, Роду все одно. Ему самый сильный -- тля, самый мудрый -- тля, самый высокий -- тля.
Род все знает, все умеет, все сделает. Он вмешается и всех спасет. Род сидит на вершине Прадуба и мечет оттедова животворные капли... Гм, чего это он так.... От этих капель и пошла жизнь на свете. Стала при Роде. При-Роде. От Рода род-ня, род-ичи, род-ить, род-ина, рож-ать, у-рож-ай, род-ники... Гм, от Рода -- это одно, а отродье -- совсем другое...
Он должен быть красного, а не белого цвета! Ведь родрый означает багровый, красный, пурпурный. Как и рдяный, родрый, зардетый... Правда, молнию старики кличут родией, а она слепяще-белая!
Волхвы рисуют и вытесывают Рода, насколько Таргитай помнил, в виде колеса с шестью спицами. Так изображают сам Белый Свет. Теперь же он, первый из людей, узрит бога богов воочию!
Руки похолодели так, что едва не сорвался. Сердце колотилось уже со стонами и хрипами. Еле заставил непослушное тело двигаться дальше. К вершине, как бы далеко ее ни занесло. Неужто это невероятное Дерево все еще растет?
Только бы не быстрее, чем он лезет. А то вовек недоберется.
Сверху, а затем спереди послышалось тяжелое громыханье. Ветка под ногами подрагивала. Из зелени выступили гигантские фигуры. Таргитай поспешно отступил за лист.
Навстречу по трещине опускались велеты. Впереди неспешно двигался суроволицый гигант с молотом в обеих руках. Грудь его была широка, как дверь, голова с пивной котел, могучие мускулы играли, как сытые удавы. За ним так же неторопливо шли еще пятеро: массивные, налитые уверенной силой. У каждого золотые волосы падали до плечей, а пояс был из железных пластин размером с киммерийские щиты.