Трое из Иудеи

Леженда Валентин

Дикие времена, дичайшие нравы, но угроза, конечно же, сработала.

Осмотрев грезящего наяву царя, несчастная принялась тренироваться в искусстве обольщения на свежесрубленном стволе секвойи. Девушка и впрямь обладала солидными познаниями в искусстве плотской любви, поскольку через пару дней усиленных упражнений свежесрубленный ствол не выдержал, пустив корешки, а кое-где даже повылазили зелёные листики.

Вот она магия женской харизмы в самом своём наивысшем проявлении.

Воодушевленная столь впечатляющем результатом девушка «вплотную» занялась царём. По её распоряжению престарелое тело

торжественно вынесли из спальни и водрузили в прекрасный (но неглубокий) бассейн с целебной ароматной водой.

Но Давид был безучастен ко всем ванным процедурам, безмятежно рассматривая разукрашенный замысловатым орнаментом потолок. Голову царя пришлось зафиксировать в нужном положении при помощи нескольких заранее приготовленных подушек. Так Давид и лежал наполовину в ванной, упираясь затылком в мягкую навевающую сонливость пирамиду.

Ависага приготовилась исполнить перед царём свой лучший эротический танец под названием: «Крепкий тростниковый прут яростно преодолевает бурное течение быстрой реки». В инструкциях жриц любви добавлялось, что танец следует исполнять нагишом с гирляндой из роз на груди и в лёгких открытых сандалиях.

Ну и закрутилось…

Положение тела Давида исключало возможность игнорирования прекрасного действа, а глаза у царя, по-прежнему, были широко открыты, так что видеть то он видел, но вот воспринимал ли адекватно?

Грациозные прыжки и приседания произвели неизгладимое впечатление даже на дворцового евнуха по имени Ислайя, тайно подглядывающего за танцующей красавицей. Непонятно было на что болезный рассчитывал, однако его длинные усы, по обыкновению уныло свисающие вниз, стояли торчком и даже пролезли в замочную скважину, куда собственно и подглядывал ущербный. Пунцовый нарушитель дворцового этикета был схвачен солдатами и выведен прочь под грозные ругательства заговорщиков, тайно контролирующих весь процесс вероломного плана.

А что же вы спросите легендарный дедушка?

Давид даже седой бровью не повёл.

Злодеи не на шутку переполошились и, ворвавшись в зал омовений, принялись под визг пытающейся прикрыть свою наготу Ависаги проверять пульс у царя. По разочарованным физиономиям становилось ясно, что с обольщением выходил серьёзнейший облом. Пульс Давида вопреки ожиданиям не участился, сердце работало в медленном ритме спящего без явных отклонений от нормы. Эротические пляски Ависаги были интересны царю примерно так же, как прошлогодний урожай фиников в Египте.

– Согревай его! Возбуди его! Погуби его! – так злобно шипели на ухо бедной перепуганной девушке заговорщики, ощетинившись длинными опасно блестящими ножами. – Иначе настигнет тебя неминуемая расправа, ибо гнев наш так же велик, как и наши амбиции!!!

Расплакалась несчастная и жалко засеменила следом за слугами, уносящими царя обратно в спальню.

– Что угодно с ним делай, – хрипло пролаял вслед вероломный Адоний. – Но чтобы старик окочурился от естественных причин уже к утру.

Что и говорить неблагодарное семя.

Задача на первый взгляд казалась невыполнимой, впрочем, как и на второй.

* * *

Что только не дела девушка, всё тщетно. Совершенно отчаявшись, подчиняясь некоему неожиданному порыву, загнанная в угол бедняжка пощекотала правую

пятку владыки и неожиданно (о чудо!) царь рассмеялся. Ависага вскрикнула от неожиданности, прикрыв прекрасный ротик маленькой ладошкой. Казалось она бы меньше удивилась, заговори с ней то самое бревно, на котором красотка упражнялась в искусстве лёгкой акробатической любви.

– Так значит вы… всё это время… были в полном сознании и всё хорошо понимали?

– Ну конечно же, моя дорогая, – весело ответил Давид совершенно молодым голосом поразившем бедняжку. – Находился в здравом уме и прекрасно всё видел. Ты так старалась… будь я лет этак на двадцать моложе… Впрочем, что уже сожалеть об утраченном времени… Скажи, как угораздило тебя попасть в сети этих подлых тарантулов?

– Вы имеете в виду…

– Да-да… моих многочисленных родственников… Не думай, что их вероломные происки стали для меня неожиданным сюрпризом. Я вижу каждого из них насквозь, ибо не одну собаку съел на подобных делах. Как ни крути сорок лет царствования это вам не хвост собачий расчесать…

– Значит, вы притворялись?!!

– Да, притворялся и, скажу тебе по секрету, стоило это притворство немалых моих усилий, особенно когда ты так здорово делала этот свой танец с гирляндой из цветов на груди…

– Хотите, повторю? – с готовность предложила девушка. – Прямо сейчас?

– Нет, что ты… – рассмеялся Давид. – Право же не стоит… побереги лучше своё искусство для будущего молодого мужа. Я знаю, нас сейчас никто не подслушивает, поэтому скажу тебе, что больно мне взирать на происки сыновей моих и, особенно, Адония. Единственная радость мой Соломон, самый мудрый из всех, но и самый неудачливый, поскольку шансы на победу в борьбе с братьями у него ничтожно малы и даже я не могу ничем ему сейчас помочь.

– Так завещайте же прилюдно царство своему любимцу, – тут же предложила умная девушка. – И никто не посмеет перечить вам, идти против вашей высокой воли.

– Ты так думаешь?!! – грустно усмехнулся Давид. – Лапочка моя, ты просто недооцениваешь моих сыновей. Они то уж точно что-нибудь да придумают, а если вдруг заподозрят мои явные симпатии к Соломону… ничто не спасёт его от неминуемой гибели. И будет та гибель называться «несчастный случай» или, если говорить более высоким слогом, «повелением богов»! Ну, к примеру, «случайно» поскользнулся в бассейне или наступил в густой траве на гадюку, упал на острый меч… Впрочем, не будем о неприятном… Вот тебе мой совет, беги пока не поздно из этого проклятого дворца. Я дам тебе немного золота… на первое время тебе вполне его хватит, ибо вскоре такое тут начнётся… Живые позавидуют мёртвым!!!

И девушка безоговорочно послушалась, взяв у щедрого царя трещащий по швам мешочек с деньгами и комплект мужской одежды, в которой той же ночью покинула зловещий дворец.

Ну а сам Давид и впрямь почувствовал, что дни его почти сочтены. Всё мерещилась ему зловещая крылатая тень за правым плечом и, особенно, в вечерних сумерках, когда мир тьмы приходил сменить мир света. Но слишком велики были заслуги уходящего в мир иной перед народом Израиля, посему мрачный посланец не спешил, ибо знал – царь должен успеть тайно переговорить с любимым чадом своим Соломоном и эта беседа вскоре благополучно свершилась.