Трое (Из огня и крови)
Шрифт:
– Боже Всемогущий, – по-английски сказал Ростов, – ну и мудня.
Пьер все еще стонал. Пленник постарше сказал:
– Мы ничем перед вами не провинились.
– Неужто? – ответил Ростов. – Три вечера тому назад в клубе на Рю Дик вы передали папку некоему англичанину.
– Эду Роджерсу?
– Это не его имя.
– Вы из полиции?
– Не совсем, – Ростов не хотел разочаровывать его, пусть верит в то, что ему хочется. – Меня не интересует сбор доказательств, составление обвинения и отдача вас под суд. Я интересуюсь лишь содержимым папки.
Наступило молчание.
Тюрин бросил из-за плеча:
– Двинемся из города и поищем какое-то тихое местечко?
– Подожди.
– Я вам все расскажу, – согласился пленник постарше.
– Покрутись пока вокруг города, – приказал Ростов Тюрину, не сводя взгляда с работника Евроатома. – Так, рассказывайте.
– Это была распечатка с компьютера Евроатома.
– Какая в ней хранилась информация?
– Подробности о выдаче лицензий на отправку грузов расщепляющихся материалов.
– Расщепляющихся? Вы имеете в виду ядерных?
– Руда, металлизированный уран, ядерные отходы, плутоний…
Откинувшись на спинку сидения, Ростов уставился на пролетающие за окном огни города. Кровь прихлынула к голове из-за охватившего его восторга: наконец-то он понял смысл операции Дикштейна.
Человек из Евроатома прервал его размышления.
– Теперь вы нас отпустите домой?
– Я должен получить копию этой распечатки.
– Я не могу вынести еще одну, потому что исчезновение одной уже достаточно подозрительно!
– Боюсь, что вам придется это сделать, – сказал Ростов. – Но если хотите, верните ее обратно после того, как она будет перефотографирована.
– О, Господи, – простонал человек.
– У вас нет выбора.
– Хорошо.
– Рули к дому, – приказал Ростов Тюрину. А чиновнику из Евроатома он сказал: – Завтра вечером принести распечатку домой. Кто-нибудь зайдет к вам и перефотографирует ее.
Большой лимузин миновал улочки города. Ростов прикинул, что похищение прошло довольно гладко.
– Кончай таращиться на меня, – сказал Ник Пьеру. Они въехали на брусчатку мостовой. Тюрин остановил машину.
– О’кей, – сказал Ростов. – Выпускай того, что постарше. Его дружок пока останется у нас.
Чиновник Евроатома завопил, словно от боли.
– Почему?
– На тот случай, если завтра вам захочется расколоться и все рассказать своему шефу. Молодой Пьер будет нашим заложником. Пошел!
Ник открыл дверцу и дал пленнику выйти. Несколько мгновений он, застыв, стоял на мостовой. Ник сел обратно в машину, и Тюрин двинул ее с места.
– Все ли с ним будет в порядке? – спросил Хассан. – Сделает ли?
– Он будет работать на нас, пока не получит обратно своего приятеля, – сказал Ростов.
– А потом?
Ростов промолчал. Он думал, что благоразумнее всего будет убрать обоих.
Сузи мучилась кошмаром.
На бело-зеленый домик у реки спустились вечерние сумерки. Она была одна. Она принимала ванну и долго нежилась в ароматной горячей воде. Затем пошла в большую спальню, где, сев у трехстворчатого зеркала, припудрила тело из ониксовой коробочки, которая принадлежала ее матери.
Она открыла гардероб, ожидая увидеть изъеденные молью наряды матери, выцветшие от времени лохмотья на вешалке, но ничего подобного – все было чистое, новое и в превосходном состоянии, если не считать слабого запаха нафталина. Она выбрала себе ночную рубашку, белую, как саван, и накинула ее на себя. Затем легла на постель.
Она лежала так долгое время, ожидая, когда же Нат Дикштейн придет к своей Эйле. Вечер перешел в ночь. За окном шелестели речные струи. Дверь открылась. В ногах кровати стоял мужчина, стягивая с себя одежду. Он склонился над ней, и паника сразу же заполыхала бурным пожаром, когда она увидела, что это не Дикштейн, а ее отец, и что она сама, конечно же, давно мертва – и вот ее ночная рубаха расползлась прахом, волосы спали, плоть пошла складками, кожа на лице высохла и обтянулась, обнажая зубы и обрисовывая швы на черепе, а она превратилась в скелет, и она кричала, кричала, кричала и, наконец, проснулась в ужасе, обливаясь потом и дрожа, удивляясь, почему никто не примчался к ней в комнату спросить, что случилось, пока она с облегчением не осознала, что крики ей тоже приснились; она успокоилась и опять, отходя ко сну, пыталась понять, что же за сон ей приснился и что он означает.
Утром к ней вернулось обычное веселое настроение, если не считать какого-то смутного непонятного беспокойства, словно легкого облачка на небе ее безмятежности: сон совершенно изгладился у нее из памяти, оставив о себе лишь странное воспоминание как о чем-то неприятном, хотя беспокоиться было совершенно не о чем, ибо, как известно, кошмары заменяют подлинные тревоги дня.
Глава седьмая
– Нат Дикштейн собирается украсть уран, – объявил Ясиф Хассан.
Давид Ростов кивнул в знак согласия. Он напряженно размышлял, прикидывая, как избавиться от Ясифа Хассана.
Они прохаживались по аллее у подножья высокого утеса, который служил основанием старой части города. Хассан продолжил:
– Они поставили ядерный реактор в Димоне в пустыне Негев. Французы помогали им строить его и, скорее всего, снабжали ядерным топливом. После Шестидневной войны де Голль прекратил поставки оружия и, наверно, урана.
Это-то ясно, думал Ростов, так что лучше всего подогреть предположения Хассана полным согласием с ним.
– Совершенно типичный для Моссада образ действий, просто взять и украсть тот уран, который им нужен. Именно так эта публика и мыслит. У них менталитет людей, прижатых к стене, что заставляет их не обращать внимание на тонкости международной дипломатии.
Ростов мог заглянуть несколько дальше Хассана – поэтому он и был обеспокоен проблемой, как бы хоть на время избавиться от араба. Ростов знал о строительстве атомного реактора в Каттаре; Хассан наверняка нет: с чего ради сообщать такие секреты какому-то агенту в Люксембурге.