Трое (Из огня и крови)
Шрифт:
– Но что они знают?
– Что ты был в Люксембурге и во Франции.
– Это немного.
– Я понимаю, что это немного. Я тоже знаю, что ты был в Люксембурге и во Франции, но не имею представления, что ты там делал.
– Так что можешь и дальше не беспокоиться из-за меня, – сказал Дикштейн, сухо посмотрев на Борга.
– Это зависит от… Так что ты там делал?
– Ну что ж, – Дикштейн продолжал смотреть на Борга. Тот начал нервничать, не зная, куда девать руки, когда был лишен возможности закурить. Яркий свет, идущий от стендов, освещал его с головы до ног, всю его неуклюжую фигуру, искаженное беспокойством лицо. Дикштейну надо было очень аккуратно прикинуть, что он может сказать Боргу: достаточно, чтобы создать у него впечатление о крупном деле, на которое он вышел, и не так много, дабы у Борга не появилась мысль о замене Дикштейна другим человеком, который будет воплощать его замыслы… – Я тут напал на след груза урановой руды, который можно будет спереть. В ноябре он будет переправляться на судне из Антверпена в Геную. И я собираюсь захватить судно.
– Черт! – Борг одновременно и обрадовался и испугался наглости этой идеи. – Какого черта ты держишь это в секрете?
– Я еще работаю над проектом. – Дикштейн решил поведать Боргу чуть больше, чтобы завести его. – Тут в Лондоне я должен зайти в Регистр «Ллойда». Надеюсь, что судно окажется одним из тех, которые выпускают целыми сериями – мне говорили, что большинство судов сегодня так и строят. И если я смогу купить идентичный корабль, где-то в Средиземном море я их подменю.
Борг дважды провел руками по короткой стрижке седеющих волос и крепко растер уши.
– Не понимаю…
– Я еще не разработал все в деталях, но уверен, что это единственный способ тайно провести такую операцию.
– Так иди и разрабатывай все детали.
– Но ты хотел вывести меня из дела.
– М-да… – Борг нерешительно склонил голову с одной стороны на другую. – Если я введу в операцию опытного человека, чтобы заменить тебя, то и его могут вычислить.
– А если будет введен неизвестный, то он будет и неопытен.
– Плюс к тому, я не уверен, есть ли такой опытный или знающий, который может справиться с делом не хуже тебя. И есть кое-что еще, чего ты не знаешь.
Они остановились перед макетом ядерного реактора.
– Ну? – спросил Дикштейн.
– Мы получили донесение из Каттара. Русские теперь помогают им. И мы должны поторопиться, Дикштейн. Я не могу позволить оттяжек, а изменение наших планов неминуемо будет связано с задержкой.
– Устроит ли ноябрь?
Борг кивнул.
– Почти. – Видно было, что он принял определенное решение. – Хорошо. Я оставляю тебя в деле. Но действовать тебе придется очень скрытно, погореть ты не должен.
Дикштейн широко ухмыльнулся и хлопнул Борга по спине.
– Ты настоящий друг, Пьер. Можешь не беспокоиться, я их обведу вокруг пальца.
Борг нахмурился.
– Что это с тобой? Улыбка так и не сползает у тебя с физиономии.
– Только из-за твоего лицезрения. Твоя физиономия возбуждающе действует на меня. Твое радостное отношение к миру просто заразительно. А когда ты улыбаешься, Пьер, весь мир смеется вместе с тобой.
– Ну, ты совсем рехнулся, – буркнул Борг.
Пьер Борг мог быть вульгарным, бесцеремонным, злым и надоедливым, но далеко не глупым. «Может, он и сукин сын, – говаривали о нем, – но чертовски умный сукин сын». К тому времени, когда они расстались, он догадался, что в жизни Ната Дикштейна произошло что-то важное.
Он размышлял на эту тему, возвращаясь в израильское посольство в Палас-Грин в Кенсингтоне. За те двадцать лет, когда они впервые встретились, Дикштейн почти не менялся. Его внутренняя сила исключительно редко давала о себе знать. Он всегда был тих и сдержан; неизменно выглядел как безработный банковский клерк, и, не считая редких проявлений его едкого циничного ума, он был, скорее, застенчив и молчалив.
До сегодняшнего дня.
На первых минутах встречи он был в привычном для себя облике – сдержан и замкнут. Но ближе к концу он предстал в роли типичного беззаботного воробья-кокни, какие шествуют по экранам голливудских фильмов.
Борг должен разобраться, в чем причина.
Он многое мог стерпеть от большинства своих агентов. Если дела у агента шли успешно и он работал эффективно и с отдачей, он мог позволить себе быть нервным, агрессивным, непослушным и даже проявлять садистские наклонности – лишь бы Борг знал об этом. Он мог позволить им ошибки, но не мог позволить себе иметь дело с чем-то непонятным и неизвестным. Он не может полностью доверять Дикштейну, пока не поймет, в чем причина происшедших в нем изменений. Вот и все. В принципе он не возражал, если у кого-то из его агентов появится радостное отношение к миру.
Ему удалось незамеченным проскользнуть в посольство. Он установит слежку за Дикштейном, решил он. Что потребует две машины и три смены работников, по восемь часов каждая. Глава лондонского отделения будет жаловаться. Ну и черт с ним!
Необходимость выяснить, что произошло с Дикштейном, была только одной причиной, по которой Борг решил не выпускать его из-под наблюдения. Другая причина была куда важнее. Пока у Дикштейна на руках есть только половина плана, и вряд ли кто-либо другой сможет завершить его. Никто лучше Дикштейна не разработает его до конца. И как только его стараниями все встанет на места, только тогда кто-то другой переймет его к воплощению. Борг решил вывести его из дела при первой же возможности. Дикштейн будет в ярости; он решит, что ему не доверяют.
Ну и черт с ним тоже!
По сути, майор Петр Алексеевич Тюрин не любил Ростова. Он вообще не испытывал симпатии ни к кому из своих начальников: с его точки зрения, надо быть настоящей крысой, чтобы в КГБ подняться выше майора. Тем не менее, он испытывал своеобразную привязанность к своему умному и решительному шефу. Тюрин был далеко не глуп, особенно в делах, связанных с электроникой, но не мог управлять людьми. Он получил звание майора лишь потому, что входил в состав команды Ростова, которой сопутствовала удача.
«Абба Аллон. Выходит с Хай-стрит. Откликнетесь, пятьдесят второй или девятый. Где вы, пятьдесят второй?»
«Пятьдесят второй. Мы рядом. Мы переймем его. Как он выглядит?»
«Нейлоновый плащ, зеленая шапка, усы».
Как друг, Ростов собой ничего не представлял, но в роли врага он достаточно опасен. Тот полковник Петров в Лондоне уже успел убедиться в этом. Он попытался отделаться от Ростова и был несказанно удивлен, когда в середине ночи его поднял звонок от самого главы КГБ Юрия Владимировича Андропова.