Трое под одним саваном (сборник)
Шрифт:
Я ощутил, что у меня пересохло в горле. В этом парне не было трех метров, но и двух с лишком при медвежьих трехстах фунтах было вполне достаточно, чтобы рассказ Джо превратился из больного бреда в жуткую реальность.
Это определенно был тот самый человек, которого Джо видел вчера. Я повернулся спиной к игорному столику и сказал:
– Привет, Пушка. Я слышал, что тебя выпустили, но не знал, что ты теперь обитаешь в наших краях.
– Теперь знаешь. – Он поглядел поверх меня на Луиз. – Этот хлыщ не беспокоит тебя, дорогая?
– Нет, Пушка, не беспокоит, – заверила она.
– А мне кажется, что да!
Я рискнул вмешаться.
– Я полагаю, Пушка, что леди знает лучше тебя. Притом, мы же с тобой знакомы! Ты прекрасно знаешь, что я не хлыщ.
Ковбой не преминул вставить слово.
– Он фраер. Правда же, фраер?
Я метнул на него злой взгляд.
– У тебя слишком короткая память, приятель. В следующий раз ты уйдешь отсюда на костылях.
Впрочем, в тот момент я скорее хорохорился: обстановка меня не очень радовала. Вместе с Пушкой вошел еще один мужчина, который теперь стоял рядом с ним – лысый, худой коротышка лет сорока пяти. На лбу у него был ножевой шрам как раз у самых волос. Таким образом, я оказался один против четверых – считая Пушку за двоих.
– Двигай отсюда, Скотт, – приказал Пушка.
– Я занят. – Я снова повернулся к Луиз: – Нас, кажется, прервали. Я, помнится, хотел о чем-то вас спросить.
Она хмурилась, покусывая нижнюю губу.
– Я знаю, – пробормотала она.
Из-за спины я услышал мягкий голос Пушки:
– А я бы хотел, чтобы ты вылетел отсюда, Скотт, и летел не оборачиваясь, и чтобы я тебя больше не видел.
Кто-то схватил меня за руку и развернул. Это был ковбой, и я имел неосторожность сосредоточиться на нем. Он ухватил меня за рукава пиджака, потому что я собрался раскроить ему физиономию ребром ладони, но не этим я должен был сейчас заниматься.
Я услышал слева рычанье Пушки и увидел огромный кулак, опускающийся на мою голову. Я опоздал на долю секунды, уходя от удара нырком вперед. Он ударил меня, и я едва не влетел через игорный столик в колени Луиз. Глаза мои подернулись серой дымкой, и мускулы превратились в кисель. Когда Пушка сгреб меня за грудки и потянул на себя, мне стоило больших трудов сохранять вертикальное положение. Двинуть его кулаком в подбородок было гораздо легче. Сражаясь с головокружением, я услышал шипящий голос Пушки:
– Я сказал: вон отсюда, и не суйся больше!
Снова я увидел – хотя на этот раз менее четко – приближение кулака; голова моя упала, и головокружение прошло. Его место заступила кромешная тьма.
Глава 6
Я был в кабине. Я знал, что я в кабине, только было неясно, что это за кабина. Оторвав лицо от столешницы, я мало-помалу припомнил, что произошло. Я пошевелил рукой свою челюсть, и острая боль немного развеяла туман в голове. Я огляделся. От стойки бара ко мне шла Луиз, двоясь в моих расфокусированных глазах. А надо сказать, что даже одна Луиз производит впечатление почти за пределами мужских сил. Но когда она приблизилась, раздвоение исчезло, и стакан, который она поставила передо мной, тоже был один.
– Бренди, – пояснила она.
– Благодарю. – Я выпил, подождал минуту и начал подниматься на ноги. – А где этот... эти...
Я уже почти вышел из кабины, когда она вдруг положила руку мне на грудь и сказала:
– Сядь. Я восхищаюсь твоей тупостью, но они уже ушли. А тебе пока лучше отдохнуть.
– Я уже наотдыхался.
Все же я сел, и она опустилась на стул напротив меня.
– Что тут происходит? – спросил я.
– Уже ничего. Все посетители разошлись.
– Нельзя не восхититься их здравым смыслом, – пробормотал я.
– Пушка, Звонок и Арти обыскали тебя, проверили все карманы и бумажник, потом положили все на место и ушли.
– Классно. – Я поразмышлял минуту-другую и переспросил: – Звонок? Звонок Миллер? – Это должен был быть он; вряд ли есть еще один преступник с такой же кличкой.
– Да-да, этот ковбой. И Арти Пейн. А ты – Шелл Скотт, детектив.
Я посмотрел на нее через стол.
– Все правильно. Это плохо?
– Я этого не говорила. Скорее... как бы это сказать... любопытно.
– О да. Пожалуй. – Больше я ничего не прибавил. Я не собирался охмурять девушку; она могла воспользоваться открывшейся возможностью – или не воспользоваться, по своему усмотрению. Я только сказал: – Я понял, что вы предпочитаете Пушку.
– Да я его и не предпочитаю, – возразила Луиз. – Это он предпочел меня. Он... можно сказать, он ухаживает за мной. Но пока безуспешно.
– Воображаю, какую он ведет планомерную осаду, – заметил я. – Он просто обязан. Ну, вы понимаете, – цветы, конфеты, красивые побрякушки и тому подобное.
– И тому подобное. Он приказал мне держаться от тебя подальше.
– А мне показалось, что вы из тех девушек, которых можно только просить, но не приказывать.
– А я из тех и есть, – вскинула она голову.
– Вот я и прошу. Поужинать. Сегодня, – сказал я.
– Возможно. – Она бросила взгляд на дверь. – Посетители. Я должна вернуться на место. – И она вышла. Естественно, я проводил ее взглядом.
Я заказал спиртное и, медленно потягивая виски с содовой, собрал вместе обрывки фраз и намеки. Звонок Миллер. Преступник, которому везет с приговорами и в послужном списке которого числится добрая половина кодекса – в основном, однако, подозрения в краже. Мастер на все руки преступного ремесла, он был и посудомойкой, и банковским клерком, и слесарем, и взломщиком, и барменом, и штрейкбрехером, и конечно же ковбоем. Я зафиксировал в гудящей голове этот важный пункт и стал соображать дальше. Вчера бродяга Джо ввалился в этот бар и в алкогольном бреду увидел, как Пушка дарил Луиз красивую побрякушку. Я не понимал, однако, роли Луиз. Сегодня Звонок Миллер прочел описание этого браслета в моем списке, вызвал Пушку и Арти Пейна. Пушка дал мне понять, что я веду себя глупо. Звучало логично. Я встал.
Проходя мимо игорного столика, я остановился. Луиз была одна.
– Ну и? – спросил я.
Она покусала внутреннюю сторону губы.
– А куда мы пойдем?
– Гроув подойдет? – предложил я.
– Шоколадный Гроув?
– Ну да. А то можно на Стрип, к Гиро, Мокамбо или к Кею Томпсону, или к братьям Уильямс, – перечислил я.
– У тебя на лице уже проступили синяки, – заметила Луиз. – Ничего?
– Я приложу к ним лед.
– Но я должна работать.
– У вас может заболеть голова, – подсказал я. – Тогда мы будем в равных условиях.