Трое против дебрей

Кольер Эрик

Конечно, нам было очень тяжело, нам очень его не хватало. Слишком многое напоминало нам о нем. Случалось, что, накры вая стол для завтрака или для ужина, Лилиан механически ставила три прибора, а затем быстрыми нетерпеливыми движе ниями убирала лишний прибор в буфет. Мы очень скучали по нему вечерами, когда сидели одни в гостиной. Мы боялись включить радио, потому что непременно услышали бы песню, которую так недавно насвистывал или напевал, работая, Визи. Мы даже почти не обращали внимания на свежий след маленького ильки на снегу. До сих пор след настоящего маленького ильки становился предметом оживленных разговоров по вечерам, потому что илька был самым ценным пушным зверьком в наших краях. Если действительно удавалось поймать маленького зверька с темной шелковистой шкуркой, за него

можно было получить не меньше ста долларов, а то и все сто двадцать пять, если мех был высокого качества. Поэтому всякий раз, когда мы с Визи находили его след, мы вместе обсуждали, как лучше взяться за дело, где поставить капканы, чтобы илька попался в них наверняка. Время от времени Лилиан, также вставляла свои замечания, хотя бы только из желания показать нам, что и она имела представление об охоте на маленьких темных илек. И в самом деле, однажды в капкан Лилиан попался илька, и за его шкурку она получила на аукционе сто двадцать долларов. Но я поддразнивал ее, говоря, что это было везение новичка: «Ты же прекрасно знаешь, что ставила капкан на норку, у тебя и в мыслях не было, что попадется илька. Сознайся». Она уклонялась от прямого ответа, говоря: «Но ведь я поймала ильку, именно ильку!» И поскольку в тот момент она была занята натягиванием шкурки на распялку, я ничего не мог ей возразить.

Но теперь, когда Визи с нами не было, след даже очень ма ленького ильки потерял для нас всякий интерес. Если я говорил об этом Лилиан, она лишь молча кивала головой, а если она и говорила что-нибудь, то рассеянно, как если бы ей было безразлично, добудем мы ильку или нет.

Точно так же я относился к промыслу ондатры, когда настало время ставить метки на хатках. Я начал с озера Роухайд-Лейк. Там отметины надо было ставить так тесно, что я не успевал срезать ветки и выносить их на лед, как мне снова приходилось выходить на берег за новой охапкой. Я то и дело останавливался и оглядывался. Мне казалось что вот-вот из камышей на другом конце озера появится Визи и начнет ставить отметины. Мы с Визи всегда ставили отметки на противоположных концах озера или болота. Но теперь я был один, теперь было бессмысленно останавливаться и искать глазами Визи. Его не было, я был один- одинешенек. .

На некотором расстоянии от озера росла группа пихт, а в не скольких ярдах от нее стояло дерево с густыми поникшими вет вями. Ствол имел диаметр сорок дюймов, а кора была толщиной шесть дюймов. Под деревом валялись ветки, сломанные ветром и тяжелыми зимними снегами. Я привязал лошадь возле этой могучей пихты, потому что именно там мы с Визи привязывали лошадей, когда ставили отметки на Роухайд-Лейк. Посовето вавшись с солнцем и с желудком, я решил, что пора позавтракать. Бросив на лед охапку кольев, я пошел к пихте, чтобы разжечь костер. Подойдя к ней, я огляделся по сторонам, отыскивая кусочек сухого дерева, чтобы наколоть щепок. Мой взгляд упал на крюк, вогнанный в твердую кору пихты. На крюке сохранился кусок кожаного ремня, хотя я никак не мог понять, почему белка или древесные крысы не съели его давным-давно. И тут мне показалось, что под деревом стоит Визи и снимает шкурку с ондатры, привязанной за хвост к ремню. Когда мы промышляли ондатру на Роухайд-Лейк, Визи обычно успевал снять шкурки с нескольких ондатр, пока я наслаждался после завтрака сигаретой.

На какое-то мгновение я почти поверил в то, что он там стоит и снимает шкурку с ондатры, но видение пропало. И в тот момент из чащи донесся протяжный и печальный вой одинокого волка. Волк был довольно далеко в лесу, возможно, на расстоянии нескольких миль. В тихий день вой волка в лесу разносится очень далеко. Когда завыл волк, я держал в руках кусок дерева и хлопал себя по карманам, отыскивая нож. Когда плач волка стих и наступила тишина, я бросил сук на землю и пробормотал: «К черту, я иду домой».

Отбросив в сторону все мысли о Роухайд-Лейке и о множест ве хаток, которые еще надо было пометить, я вскочил в седло и гнал лошадь до самого дома.

Лилиан удивленно посмотрела на меня, когда я вошел в кухню.

— Я не ждала тебя сегодня так рано. Разве на Роухайд- Лейке в этом году мало ондатры?

— Может быть, даже больше, чем когда бы то ни было. — И я

смущенно пояснил: — Мне было слишком одиноко на льду, я все время забывался и искал Визи.

Лилиан понимающе кивнула головой:

— Я тоже это чувствую. Все как будто переменилось с тех пор, как он уехал. — Она замолчала, слабо улыбнулась и продол жала: — Сегодня утром я решила сделать пирог с голубикой. Визи всегда любил мои пироги, а ты к ним почти не прикасался. Я начала чистить ягоды и только потом до меня дошло, что нет смысла печь пирог.

— И мне тоже нет смысла ставить отметки на озере, — сказал я раздумчиво. — Не знаю, может, я просто поставлю вдоль ручья капканы на норок, а в лесу несколько капканов на ильку и рысь. Мы можем добыть две-три сотни ондатр в конце марта, когда лед очистится от снега и хатки будут видны без отметин. Нет смысла утомлять себя, чтобы добывать много пушнины, когда…

— Ведь капканы на норок можно объезжать верхом, да? — прервала меня Лилиан.

— Пока снег не слишком глубокий, да. А потом легче ходить на снегоступах.

— Ну, пока снег не слишком глубокий, мы будем осматри вать капканы вместе, — заявила Лилиан.

Когда мы получили от Визи письмо, он был рядовым королевс кого канадского полка, расквартированного в учебном лагере в Онтарио. Он должен был прослужить в армии три года. Онтарио находилось от озера Мелдрам, что в Британской Колумбии, на расстоянии тысяч миль. Время от времени он присылал нам письма. Мы старались регулярно ездить в Риск-Крик на почту, и я писал ему почти обо всем, что делалось в лесу. Но я ничего не написал ему о том, что этой зимой у нас будет мало отмеченных хаток, или о том, что у меня поставлено всего двадцать или тридцать капканов на норку вокруг бобровых запруд, когда их должно быть вдвое больше.

Мы не видели Визи до рождества 1952 года. В то время он получил отпуск. За день до рождества мы поехали в Риск-Крик встречать Визи. В начале зимы 1952 года погода была милости вой, что редко случалось в наших краях в это время года. На звериных тропах было не больше шести дюймов снега, а на Равнине Озерных Островов не было ни одного сугроба. Воздух был чистым и прозрачным, как вешняя вода, просачивающаяся через мох. Было около —10°, и снег приятно поскрипывал под шинами нашего джипа, когда мы прокладывали путь. Перед отъездом из дома Лилиан почти целый час потратила на свой туалет. Она одела изящный серый костюм, который снимался с вешалки в шкафу только в исключительных случаях. Три или четыре года назад Визи добыл три необычайно крупных горностая, совершенно белых, если не считать черного кончика хвостов. Он отослал шкурки скорняку, и тот сделал из них горжетку в подарок матери. Лилиан заявляла, что из всех сотен горностаев, добытых нами, никогда не было подобных этим трем. В то утро ее шею украшали шкурки этих горностаев.

Я возился с джипом — вычистил сиденья и до блеска про тер стекла. Я то и дело входил в дом, громко стуча ногами и бросая выразительные взгляды на часы. Наконец я потерял терпение и спросил: «Ты что, собираешься на прием к королеве?»

— Ведь ты же не захочешь, чтобы Визи увидел меня в брюках и непричесанной?

— Нет, конечно, — согласился я.

Когда мы подъехали к Риск-Крику, Визи уже ждал нас. Я не сразу его узнал. Он стоял подтянутый, как солдат королевской гвардии, в хорошо сшитой военной форме.

— Форма идет тебе, сынок, — сказал я, здороваясь.

— Мне больше нравится комбинезон, — спокойно отве тил он, и по его тону я понял, что это действительно так.

Я поспешил в магазин не потому, что была какая-то необходимость спешить, просто я думал, что Лилиан захочется хоть немного наедине побыть с Визи.

Скоро мы уже были на полпути к дому. Визи сидел за рулем, потому что он всегда водил машину лучше, чем я.

Семь дней отпуска. Но его отпуск начался в тот момент, когда он вышел за пределы учебного лагеря в Онтарио. Он потра тил три драгоценных дня только на дорогу в Риск-Крик. Еще три дня ему потребуется для того, чтобы вернуться в лагерь, так что дома он сможет пробыть только сутки. Но этот день приходился на рождество — самый лучший праздник в году. С моей точки зрения, нам невероятно повезло, что это рождество перед отъездом он сможет провести с нами.