Трое против Зоны
Шрифт:
– Ага, милка, попалась! Обменяю тебя на патроны и натовскую пайку!
Он обожал шоколад, который клали в пиндосовский сухпаек.
Закинув ногу, с которой еще капало, Федор бодро заявил:
– Я готов, потопали.
Кажется, его меньше всего волновало, что верлиока делала так далеко от болота, что могло ее сюда пригнать. Пожива, как всегда, на первом месте.
Мы двинулись дальше. Идти приходилось медленно и печально, обходя или разряжая аномалии на пути.
– Когда их станет меньше? – все приставал к нам с Пригоршней
Мы с Никитой только переглядывались недоуменно. И действительно, обычно к этому времени аномалий становилось ощутимо меньше. Может, еще рано? Задрав голову, я посмотрел на солнце. Да нет, перевалило за полдень. Обычно в это время мы уже прогуливаемся как по бульвару. Ну, почти.
В итоге, когда около двух сделали привал, я был выжат, как лимон. Федор так сразу, скинув рюкзак, ничком бросился на траву и заныл, как у него устали ноги.
– А я тебе всегда говорил, нефиг носить автомат и пистолет разного калибра, – заметил ему Пригоршня, впрочем, без обычной своей ехидности: он тоже устал. Шнобель еще раз обошел поляну, убеждаясь, что аномалий нет, и сел, прислонившись спиной к своему огромному оранжевому рюкзаку.
– Ты бы еще его светящейся краской покрасил, Рома. И светоотражающей, – сказал я.
– А что, идея! – оживился Шнобель. – Не, я понимаю твою иронию, Химик, смешно смотрится. Но уж лучше ходить с попугайским апельсиновым рюкзаком, привлекая лишних мутантов, чем ненароком потерять в траве зеленый. Внутри же такие бабки! Ты в курсе, вместе считали.
– Логика в твоих словах есть, – признал я. – Ладно, с лирикой закончили. Федор, дуй за дровами.
Шнобель снял с рюкзака лопатку и поднялся.
– Я тут отойду, – немного смущенно сказал. – Мы вообще где? Я что-то с направления сбился.
– Пока что, Ромыч, с курса не сбились, не переживай. – Пригоршня сверился с компасом. – Норд-норд-ост. По азимуту на Помойку.
Я сел, привалившись к дереву, вытянул гудящие ноги, потер плечи.
– Ну что, вываливай.
Пригоршне нужно высказаться, он парень простой, долго держать в себе не может.
Никита огляделся, убеждаясь, что Шнобель с Федором скрылись за елками, после чего загадочно посмотрел на меня.
– Собаки-то были того, да, Химик? Тоже заметил, какие у них глаза?
– Какие?
– Да ладно, не прикидывайся! Ты лучше меня скажешь.
– Сам скажи, – настаивал я. – Ты потом только поддакивать будешь, а мне нужно убедиться, об одном ли мы говорим.
Никита присел рядом на корточках, сдвинув шляпу на лоб, почесал в затылке.
– Ну, странные они, – начал он задумчиво, подыскивая слова. С этим у него всегда трудновато, когда требуется выразить что-то необычное. – Такие, как бы сказать… – он покрутил в воздухе пальцами. – Пустые, что ли. Черные. Мертвые. Ну, не как у нормальных живых мутантов, короче. Такие, знаешь… вроде стоячей воды. В болоте, ага. Вот так, да, точно. Мертвые, как стоячая вода
Я кивнул. Пригоршне удалось подобрать самые подходящие слова. У всех мутантов были одинаковые неподвижные глаза, прозрачные и темные, – именно как вода в болотном озерце. Что у собак на вокзале, что у верлиоки.
– Чего это с ними, а? – Никита заглянул мне в лицо. Он не любил всякие необъяснимые странности. А я любил всякие странности объяснять и якобы необъяснимым явлениям находить разумное объяснение.
Но на этот раз ничего разумного в голову не лезло, хоть ты тресни. Я покачал головой.
– Мало данных для обобщения, напарник. Давай подождем, посмотрим, может, еще чего вылезет. Ну или мне дельная мысль придет. По правде говоря, первый раз вижу нечто подобное.
– Ага, точняк! – подхватил Никита. – Я ж сам по случайке заметил, и не собирался ей в глаза смотреть, псине той. Только она, прежде чем кинуться, посмотрела на меня этак… короче, как будто сказать чего хотела. Типа предупредить, что ли.
– Не пей, мол, Никитушка, из копытца, козленочком станешь…
– Не веришь? – обиделся Пригоршня. – Говорю тебе, меня как ледяной водой окатило от этого взгляда! И внутри вроде голос сказал: не ходи, Никита, хуже будет. Вот.
– Ладно, не перегибай, Никита, – устало сказал я.
Он поднялся и отошел на другой конец опушки, отвернувшись. Я не стал его утешать, потому что не верю в такого рода мистику. Это он себе напридумывал, причем наверняка прямо сейчас, для красоты сочинил. Глаза – да, странные. А взгляд, голос… субъективно это. Пригоршня – тот еще фантазер.
– Может, новая разновидность мутантов, – предположил я. Вслух, но негромко, больше для себя. – Флуктуации аномальной энергии в районе Любеча породили новую мутацию среди потомства живущих в окрестностях города мутантов. Повреждение гена, отвечающего за цвет глаз…
– Опять заумь всякую бормочешь? – на поляне появился Федор, одной рукой сжимая охапку сушняка, другой таща сухую осину. – Костер-то где?
Я поднялся, начал раскладывать костерок.
– Тебя ждал. Клиент где?
– Отлить ушел. И отложить тоже. Так что я за ним не пойду, – предупредил мое указание Федор. – Не маленький, сам придет.
– Я схожу, – хмуро вызвался Пригоршня.
Тут послышался хруст валежника с той стороны, откуда мы пришли, и на опушку вывалился Шнобель.
– Вот и я. – Он воткнул лопатку в землю возле своего рюкзака. – Хотите, пожрать сготовлю? У нас обычно я всю жратву делаю. Не ресторан, конечно, но получше, чем в столовке. О чем трындели без меня?
Я послал Пригоршне предостерегающий взгляд, но тот еще дулся и в светские разговоры вступать не собирался. Огонь охватил лежащие внизу сухие веточки и лизал бревна, положенные сверху шалашиком. Шнобель хлопотал возле костра, доставая консервы и крупу. Отойдя так, чтобы дым не ел глаза, я прислонился плечом к дереву.