Трое шведских горных мужчин
Шрифт:
Его хмурый взгляд становится еще мрачнее.
— Это моя первая чашка.
— Так… это твоя черта характера? — Я втягиваю воздух сквозь зубы. — Боже. Это довольно прискорбно, не так ли?
— Убирайся из ванной.
— Окей.
Коул после душа уходит на работу, а Ривен запирается в своей комнате, отвечая на телефонные звонки, так что мы с Илаем проводим день, бездельничая в домике. Мы готовим поздний завтрак — яйца, бекон и тосты с авокадо, а потом устраиваемся на коврике перед камином и играем в карты.
После прошлой ночи
Я провожу пальцами по мягкому, потертому ковру. Всего несколько часов назад я лежала здесь голая и тяжело дышала, в то время как двое мужчин по очереди лизали, целовали и сосали меня. При этом воспоминании на моих щеках появляется румянец.
— О чем ты думаешь? — бормочет Илай, отрывая взгляд от своей руки. — Явно о чем-то развратном.
Мой румянец усиливается. Огонь нагревает мою кожу. Я извиваюсь, обмахиваясь ладонью, словно веером.
Улыбка Илая становится зловещей. Он бросает свои карты и наклоняется вперед, чтобы взять меня за подбородок и медленно поцеловать. В итоге мы растягиваемся на подушках и неторопливо целуемся, совершенно забыв о нашей игре в покер.
С течением дня, снег за окнами начинает падать все гуще и быстрее. Я думаю, Илай был прав насчет бури.
— Когда Коул возвращается? — спрашиваю я, прикусывая внутреннюю сторону губы. Он просто пожимает плечами. Я хмурюсь. — Но… а как же шторм? Что если он попадет в него?
— Этого не случится. У парня сумасшедшие навыки предсказания погоды. — Он кладет еще одну карту. Теперь мы перешли к игре, которую он называет vandtia[14], в которой я невероятно ужасна. — В любом случае, он рейнджер. Он может переносить холод лучше, чем любой из нас. Твоя очередь, детка.
Я пытаюсь вернуться к игре, но не могу сосредоточиться. У меня какое-то нехорошее предчувствие. Я уверена, что что-то не так, но я не могу понять, что именно. Проиграв еще три партии подряд, я сдаюсь.
— Где он? Снегопад становится все сильнее. — Все, что я вижу из окна, — это густой белый шквал.
— Он, вероятно, остался в деревне на ночь. — Он касается костяшкой пальца моего подбородка. — Расслабься, Динь. Он бы позвонил, если бы попал в беду.
Мне не нравится идея об этом. Что если он по какой-то причине не может позвонить? Что если он поранился? Что если на него напало животное, или он поскользнулся на льду и раскроил себе голову, или…
Внезапно свет мигает и гаснет. В хижине становится темно и сумрачно. Единственный свет — серый, отражающийся от снега за окном, и мерцающий, оранжевый отблеск огня.
— Черт. Должно быть, что-то случилось
Я откидываюсь на спинку стула.
— Что не так?
— Наверное, просто кончилось топливо. Не волнуйся, у нас есть резервный и тонна заряженных аккумуляторов. Даже если он сломался, мы не останемся без электроэнергии. — Он направляется к выходу из комнаты.
Я встаю и подхожу к окну. На заднем плане я слышу, как Рив быстро говорит по рации. Несмотря на то, что его голос настойчив, певучая мелодичность его шведского успокаивает меня. Я прислоняюсь к подоконнику и позволяю своим мыслям блуждать, наблюдая за бурей. Я никогда в жизни не видела такое количество снега. Он кружится так быстро, что я вижу только белое, за исключением одного маленького серого пятна вдалеке.
Я хмурюсь, щурясь сквозь падающие хлопья. Там определенно что-то есть. Темная фигура медленно движется ко мне. Пока я смотрю, она спотыкается.
Срань господня. Это человек.
Я наклоняюсь еще ближе к окну, прижимаясь носом к стеклу. Я узнаю широкие плечи и гигантский, неуклюжий силуэт.
Это Коул.
С ним явно что-то не так. В обеих руках у него что-то большое, и каждые несколько шагов он останавливается, сгибаясь пополам. Судя по тому, как медленно он двигается, похоже, он ранен.
Я даже не думаю. Я направляюсь к двери, беру свои ботинки и пару снегоступов, затем одеваюсь в свою зимнюю одежду. Мои руки шарят по застежкам моего пальто. Сердцебиение отдается у меня в ушах. Я двигаюсь недостаточно быстро. Он ранен.
В конце концов, я полностью одета. Я оглядываю крыльцо в поисках чего-нибудь, что я могла бы использовать, чтобы помочь, и мой взгляд падает на санки, прислоненные к двери. Я хватаю их, беру себя в руки и открываю дверь, направляясь в снег.
Боже, как же холодно. Я никогда не чувствовала такого холода. Даже сквозь пальто я чувствую, словно на меня только что вылили ведро ледяной воды. Снежинки роем падают мне на лицо, жаля кожу, как рой разъяренных ос. Я слишком поздно вспоминаю, что мне, наверное, следовало бы надеть защитные очки, но у меня нет времени возвращаться за ними. Я должна добраться до него. Зажмурив глаза, я продвигаюсь вперед, к его силуэту. Подойдя ближе, я вижу, что он одной рукой держится за плечо, а в другой несет какой-то сверток.
Его глаза за очками широко раскрыты, когда я, наконец, добираюсь до него. Я спотыкаюсь о край своих снегоступов и чуть не падаю. Его свободная рука вытягивается и схватывает меня, я вижу, как на его лице появляется боль.
— Ты гребаная идиотка! — ревет он, перекрикивая ветер. — Что, черт возьми, ты делаешь?
— Заткнись. — Я тяну санки к его ногам. — Положи сюда.
Он осторожно опускает сверток на сани, кряхтя от боли. Я хватаю веревку и начинаю тянуть ее обратно к дому. Он хватается за веревку. Я забираю ее у него.