Трое шведских горных мужчин
Шрифт:
— Конечно, он не выглядел блять бешеным, у нас в этой стране нет гребаного бешенства.
— Я должен был спросить.
— Да, — протягивает Илай. — Нам бы не хотелось, чтобы ты стал раздражительным и агрессивным.
— Если ты не собираешься сказать ничего полезного, почему бы тебе не закрыть машину, — выплевываю я.
— Ты что, шутишь? Я ни за что на свете не выйду в этом. — Он поворачивается к Дэйзи. — Черт возьми, я не могу поверить, что ты это сделала. Ты спасешь
— Никто никуда не выйдет, — отрезает Ривен. — Снег сейчас идет слишком сильно. Ты что-то поднимал? Края раны выглядят разорванными.
— Нет.
— Он нес это оборудование, — говорит Дэйзи, кивая на сани у двери. Я пристально смотрю на нее. Она свирепо смотрит на меня в ответ.
Ривен бросает на меня унылый взгляд.
— Ну что ж, тебе придется наложить швы. Илай, ты не мог бы отвести Дэйзи в свою комнату?
— Нет, — объявляет Дэйзи. — Я остаюсь здесь. — Ее глаза сужаются. — Чтобы он не мог солгать.
— Будет немного кроваво, — предупреждает Ривен, надевая новую пару перчаток.
Она фыркает.
— Я учитель. Я не из брезгливых. Однажды на одном из занятий беременная девочка подросткового возраста родила. — Она садится на подлокотник дивана, наблюдая, как Рив наносит жгучий крем с антибиотиком.
— Тебе нужно оставаться на своем месте, — бормочу я.
Она закатывает глаза.
— О, ради Бога. Перестань вести себя так, будто я донесла на тебя. Это ты ведешь себя здесь как идиот, а не я, Мишка.
Ривен зашивает меня, и я стискиваю зубы, пытаясь игнорировать тот факт, что за мной наблюдают, как за букашкой под микроскопом.
— Вот так. — Он завязывает повязку, сжимая мое неповрежденное плечо. — Теперь, как ваш врач, я хотел бы порекомендовать вам обратиться в больницу и осмотреть рану, как только сойдет снег.
— Я не буду этого делать.
— Я так и думал. — Он вздыхает, снимает перчатки и бросает их в желтый мусорный пакет. — Ну, здесь я закончил. Меня ждут пациенты, которым действительно нужен мой совет. Позвони мне, если у него пойдет пена изо рта.
Илай встает, потягиваясь.
— Я собираюсь еще немного поработать с генератором.
— Он не работает? — Я оглядываюсь по сторонам. Свет все еще горит.
— Сейчас мы используем запасной. Не такая уж большая проблема. Я думаю, что фильтры просто нужно почистить.
Я киваю, и он уходит, его шаги эхом разносятся по коридору. Я откидываюсь на диванные подушки, наконец-то позволяя своим глазам закрыться. Мое плечо горит под обезболивающим кремом. Я знаю, что должен пойти привести себя в порядок, но я слишком устал, чтобы двигаться.
Маленькая ручка касается моей руки. Я открываю глаза. Дэйзи стоит надо мной, ее длинные волосы падают ей на лицо.
— Иди к огню, — тихо говорит она, поднимая меня и подводя ближе. — Ты все еще дрожишь.
— Я в порядке.
— Ты выглядишь так, будто вышел из «Пилы»[16].
— Я могу просто принять душ.
— Ты что, не слушал ничего из того, что говорил Ривен? Тебе нельзя мочить свои швы. — Она бросает взгляд на мои рубашку и свитер, скомканные на полу. — Когда я закончу с этим, если ты отдашь мне свою одежду, я выведу пятна.
— Откуда ты знаешь, как удалить кровь с одежды?
— Наверное у меня есть странная штука, когда идет кровь из влагалища в течение недели каждый месяц? Я не знаю почему это происходит, но это ужасно странно. А теперь садись.
У меня даже нет сил спорить с ней. Я чувствую тяжесть, как будто все мои кости сделаны из свинца. Она садится на подлокотник дивана рядом со мной, макая бумажное полотенце в воду. Она так близко, что я чувствую ее запах — сладкий аромат персиков и сливок, который, кажется, исходит прямо от ее кожи. Это так опьяняет, что у меня кружится голова.
— Почему он укусил тебя? — спрашивает она, наклоняясь, чтобы прижать комок к моему горлу. Ткань становится красной от крови.
— Кто-то поранил его, — ворчу я. — Он подумал, что я тоже собираюсь причинить ему боль.
Ее брови сходятся на переносице.
— Что? Зачем кому-то причинять вред собаке?
— Это было на туристической достопримечательности недалеко от города. Катание на собачьих упряжках. Какие-то идиоты устраивали гонки на собачьих упряжках, и один из них решил стегать своих собак, чтобы заставить их ехать быстрее.
Ее рот приоткрывается.
— Собака упала и сломала ногу, — мрачно продолжаю я. — Он сбежал из стаи, и травма ожесточила его. Мне потребовалось несколько часов, чтобы найти его, и когда я попытался затащить его в конуру в кузове грузовика, он набросился на меня. Повалил меня прямо на землю.
— Что случилось?
— Я отвез его к ветеринару, чтобы ему вылечили ногу.
— Они не усыпят его, не так ли?
Я качаю головой.
— Нет. Он просто уйдет на пенсию. Станет домашней собачкой, вместо того чтобы всю оставшуюся жизнь таскаться за придурками.
Ее плечи расслабляются.
— Слава богу. — Она отрывает новый кусок кухонной тряпки и макает его в воду, дотрагиваясь до моей щеки.
Я отшатываюсь.
— Что?
— У тебя кровь на лице. Как она вообще туда попала? — Она проводит бумажным полотенцем под моей челюстью медленными, успокаивающими движениями, вытирая кровь, которая, вероятно, засохла на моей бороде. Ее крошечные пальчики касаются моей кожи. Что-то сжимается у меня в груди.
Я не могу с этим справиться. Я не могу смириться с тем, как она прикасается ко мне. Несмотря на то, что ее слова резки, ее пальцы до смешного нежны, когда она очищает мою кожу. Я не помню, когда в последний раз кто-то прикасался ко мне вот так, и я не хочу вспоминать. Я не гребаная фарфоровая кукла. Нет никакой необходимости гладить меня.