Трое в джунглях, не считая блондинки
Шрифт:
В отличие от мужчин я доверяла своему чутью, поэтому носовая часть самолета была заставлена кружками, пережившими локальный посудный апокалипсис. Дождевая вода перед употреблением нуждалась в кипячении, но она была. Поэтому я с легким сердцем вытащила бутылочку из «госрезерва», прихватила кусок кожзама под пятую точку и отправилась в район костра. На подвиги, вроде разжигания огня в очаге, я была не готова. Но там точно светлее. И есть, на чем посидеть, если постелить на мокрую древесину непромокаемую подстилку. Верный скетчбук и «встроенный» в его пружинку карандаш
Рисование было для меня священнодействием. Я растворялась в нем, как акварель в стакане, не торопясь оседать на дно. За ним я забывала обо всём. Даже о голоде, который не преминул о себе напомнить, пока я боролась с видениями из сна и без толку пыталась устроиться на кресле поудобнее. Всё же кресла предназначены для того, чтобы на них сидеть, а не для того, чтобы лежать. В общем, стоило мне отрыть блокнот на чистой странице и провести первую, легкую линию контура будущей фигуры, как окружающий мир перестал для меня существовать. Наверное, поэтому я заметила Эндрю только после того, как он заговорил.
— Доброе утро! — приветливо обратился он ко мне, сваливая на землю сухие дрова, которые, видимо, мужчины всё же припрятали.
Он опустился на корточки и стал строгать ветки на щепу ножом Брайана. Затем сложил их шалашиком и вынул из кармана зажигалку Отавиу. Всех обобрал во имя великой цели.
— Не поделитесь кусочком бумаги? — спросил он, поднимая голову.
Ан нет, не всех.
Я решила пожертвовать эскизом нового браслета, который накидала, пока летела в Колумбию. Чистая бумага была на вес золота. Если сны пришли, от них так просто не избавишься, это я точно знала. Не на чем будет рисовать — свихнусь.
Я вырвала листок, смяла его в комок и передала американцу. Он развернул.
— Очень красиво, — сказал он. — Не жалко такое сжигать?
— Жалко. Но иначе вам придется разводить костер без бумаги.
Эндрю вздохнул, аккуратно вложил бумажный комок внутрь шалашика и поднес зажигалку. Огонек с тихим шуршанием занялся. Додсон скармливал пламени щепочку за щепочкой, пока оно не окрепло, вцепившись в бок крепкого сука. Нельзя сказать, что он совсем безрукий. Видимо, судьба просто не сводила его с тропическими лесами.
Вот и познакомила. Мордой об землю.
— Что вы рисуете? — поинтересовался американец, сидя у возродившегося костра.
— Да, так… Сельва навевает мысли о древних цивилизациях, — расплывчато ответила я.
— Можно посмотреть? — он выпрямил ноги, и стоял теперь наклонившись, упираясь в колени руками.
Я подумала. Потом еще подумала. На вчерашнем обсуждении моих сексуальных повинностей он доказал, что, может, и не самый сильный потенциальный партнер, но однозначно самый безопасный. Поэтому идея наладить с ним доверительные отношения казалась удачной. Хотя никогда нельзя заранее предугадать, как человек отреагирует на мое снотворчество. Я бы точно десять раз подумала, стоит ли доверять тому, которые рисует такое.
И подвинулась, приглашая его присесть.
Американец поблагодарил и аккуратно устроился на краешке подстилки, стараясь не касаться меня.
Я протянула ему блокнот, мысленно скрестив пальцы на удачу.
— Потрясающе, — похвалил Додсон. — У вас настоящий талант! А это — погребение? Она такая юная… Выглядит, совсем как живая.
Он протянул скетчбук, открытый на странице, где была нарисована полузасыпанная Илли.
— Вообще-то она живая, — выдохнув, призналась я. — У муисков, индейцев, что жили здесь до вторжения испанцев, был такой обычай: в основание нового дома заживо закапывали юную девушку или девочку.
— Ужасно, — Эндрю помотал головой. — Варварские обычаи!
Как ни странно, возмущение было адресовано не моей мазне, а древним аборигенам. Можно сказать, начало доверительному разговору положено.
— Хорошо, что европейцы выкорчевали этот рассадник жестокости, — совершенно напрасно добавил он.
— Европейцы были совсем не лучше, — возразила я. — Вспомните костры инквизиции и публичные казни.
— Но это были преступники, — кажется, удивленно, ответил американец.
Похоже, он не ожидал, что я встану на защиту индейцев. Сказал бы он такое при папе. Папа бы его закопал в землю, как жрецы — Илли.
— Не всегда, — помотала головой я. — Вспомним хоть ту же Орлеанскую Деву. И уж точно зрители, которые наслаждались чужими мучениями, считали себя добрыми христианами. Индейцы, во всяком случае, убивали без мучений. Жертва даже ничего не чувствовала.
— Это не отменяет тот факт, что они приносили человеческие жертвы своим богам, — американец был явно сбит с толку моим ослиным упрямством.
Но, увы, заткнуться я уже не могла. Кто-то словно проковырял дырку в бочке, и содержимое потекло из нее упругой струйкой. Я, как выяснилось, соскучилась по словесным баталиям. А Додсон, со своей неуверенной безапелляционностью, был просто создан для них.
— А Авраам был готов принести в жертву своего сына, — напомнила я.
— Это было испытание веры.
— Но Бог потребовал, и он был готов. Да все цивилизации через это проходят! — отмахнулась я. — Юношей и девушек приносили в жертву Минотавру. Андромеду бросили в пасть морскому чудовищу. Просто европейцы миновали эту стадию раньше и лицемерно делали вид, что те они, которыми они были раньше, совсем не они. Задержи Колумб свое открытие на пару столетий, он бы обнаружил в Америке уже других людей. Они бы и до единобожия к тому времени, возможно, додумались.
— Вы не верите в Бога? — потрясенно смотрел на меня американец.
— Ого. У нас тут богословские споры вместо завтрака? — раздался насмешливый голос британца.
Похоже, слух у меня отключается не только от рисования. Либо кто-то умеет бесшумно подкрасться. Ловкие руки выхватили скетчбук раньше, чем я успела отреагировать.
— Что тут у нас интересненького? — Брайан ткнулся носом в рисунки.
Это было не по сценарию.
Прямо совсем.
17. Брайан