Трое в джунглях, не считая блондинки

Нарватова Светлана

Апони опустилась перед Суачиасом на колени и склонила голову. Демон потянул Апони за подбородок, заставляя поднять взгляд. Его тела почти не было видно, оно пряталось под покрывалом, волшебным образом облегавшим грудь и руки. Лишь возле шеи оно распахивалось, отрывая светлую кожу и поблескивающую в свете костра тунху с острыми шипами. Ноги его тоже обтягивала мягкая ткань. Вокруг бедер полотно топорщилась складками. Апони слышала, как ее мамы обсуждали то, что демоны там прячут. Мама Мичик говорила, что мужское копье у Суачиасов такое длинное, что они оборачивают его вокруг бедер [1]. Но он всё равно торчит и указывает демону, кто

станет его жертвой. А потом мамы шушукались, и почему-то хихикали, когда обсуждали те «страдания», которым эта жертва подвергнется. Такое торчащее копье Апони разглядела у главного Суачиаса [2], когда он спустился со своего четвероногого демона [3]. Неумение владеть своим копьем, как любым другим своим оружием, считалось постыдным. Но Суачиас, казалось, совсем не стеснялся того, что его мужское копье жило своей жизнью. Не стеснялся он и жрецов, которые всю жизнь усмиряли свою плоть. Никакого уважения. С другой стороны, они же демоны… Бесстыжие демоны. У них даже волосы короткие, как у рабов [4].

У голубоглазого между ног ничего видно не было, всё скрывалось складками ткани.

— Ты очень красивый… — сказал голубоглазый. Правда, теперь его глаза были почти черными, и лишь яркая полоса вокруг черного зрачка выдавала его нездешность.

Суачиас всё так же удерживал пальцами ее подбородок, заставляя глядеть в глаза.

— Красивая, — тихо поправила Апони.

Вдруг у демонов нет женщин? Никто никогда не видел женщин-демонов.

— Красивая, — кивнул демон и зачем-то облизал губы, будто только что съел спелый плод.

Демон оторвал руку от ее лица и заправил выбившуюся в пляске прядь ей за ухо.

От этого движения грудь, казалось, стала еще плотнее, а сосок поднялся следом за взглядом, будто наблюдая за демоном.

— Потрясающие цветы, — выдохнул тот. Он проводил пальцем под венком, но сам неотрывно глядел на встопорщившуюся грудь Апони, и его дыхание стало прерывистым. — Их листочки как шипы из колючего венка Бога. Бога, отдавшего жизнь за нас, — говорил он хрипло, и казалось, голова у него налилась металлом, и не было никаких сил поднять голову к ее глазам. — И три пестика — как гвозди, пронзившие Господина нашего на кресте. И пять тычинок — как пять его ран.

Апони смотрела на демона потрясенно, возвращаясь к услышанному. Суа мертв? На его теле раны? Он отдал свою жизнь за Суачиасов? Они его убили? Или принесли в жертву?

Но демон ничего не замечал. Его пальцы проскользили по шее Апони вдоль плеча, а потом невесомо коснулись снизу полушария груди, будто взвешивая, и большой палец огладил сосок. Казалось, в коричневатом кончике груди для Апони сосредоточился весь мир. Суачиас протяжно простонал, будто это прикосновение отдавалось в нем болью. Страхи за Суа отошли куда-то далеко, а между ног стало тягуче и влажно.

— Разве слугам Мертвого Бога разрешается брать женщин? — раздался за спиной голос Матхотопа, и Апони словно окунули с головой в холод горного озера.

Синеглазый тоже, казалось, словно очнулся. Он поднял взгляд с девичьей груди на своего собеседника, за спину Апони.

— Наш Бог жив, — возразил демон.

— Но его же убили плохие люди? — насмешливо уточнил жрец.

— Бог жив, — упрямо настаивал голубоглазый, как мальчишка после чашки чичи. — Его плохо от плохой поступок и плохой человек, — продолжал Суачиас. — Плохие человеки убить его, но он плоть от плоти Бога Отца, и Святой Дух коснулся его, и он

ожил.

— Слабый у вас бог, если его могут убить плохие люди.

Апони обернулась.

Матхотоп стоял, сложив руки на груди и свободно расставив ноги. Он возвышался над сидящим на подставке Суачиасом, как касик над народом, и его глаза грозно сверкали.

Апони ничего не поняла из слов Матхотопа. Главное — он понимает, что говорит демон. И его это не пугает.

Девушка заметила впереди Шиайа, который выглядывал кого-то по сторонам. Наверняка ищет ее. Апони отползла на четвереньках за спину жреца, а потом поднялась и побежала.

Молодой ювелир уставился на всё еще открытую грудь девушки и взялся за нее куда более уверенно, чем недавно Суачиас. А потом потянул Апони за собой, в темноту поля, откуда слышались стоны и шлепки. Он завел ее подальше, где уже никого не было видно, и снял покрывало с ее бедер. Прохладный ветер поднял крохотные волоски на коже, заставляя ее покрыться крохотными бугорками. Теперь Шиай смело и жадно гладил девушку, сминая ее груди и попу, а потом опустил на колени, спиной к себе, и со стоном втиснул копье между ее ног. Качая ее бедра, Шиай толкался все глубже и глубже, и Апони встречала его, понимая, почему ее мамы так стремились быть насаженными на копье отца. [5] Жаркий комок собирался внизу живота, сжимаясь всё туже и туже. Шиай застонал сзади, выплескивая жертву на спину Апони, и навалился сверху. Он тяжело дышал возле шеи, от чего было немного щекотно. Горячий комок между ног ныл. Наверное, поэтому Хучуй плакала, когда отец уходил от нее.

Шиай похлопал Апони по попе, размазывая семя.

— Я вернусь, — сказал он. — Лежи и жди меня здесь.

И ушел в сторону лагеря.

Между ног болезненно сводило. Грудь ныла. Апони потерлась ею об землю. Так и легла — на живот. Темнота и тишина рядом убаюкивали и, наверное, она задремала. Во всяком случае, она не слышала, как вернулся Шиай. Лишь почувствовала, что его руки уверенно поднимают ее бедра. Она попробовала опереться на руки, но твердая ладонь надавила на спину, заставляя прогнуться, и Апони повиновалась, прижавшись плечами к земле.

В этот раз Шиай был тягуче-медлителен, и тихо, еле слышно, стонал всякий раз, когда его копье пронзало Апони до упора. Постепенно темп стал ускоряться. Шиай с силой врывался в нее, будто вбивал в землю столб для нового дома. Горячий комок, что мучил Апони раньше, разросся до самого горла. И вдруг вспыхнул, озаряя светом изнутри, словно она была Чиа, а Шиай был Суа. Апони закричала от нахлынувшего восторга и наслаждения, и сама испугалась этого крика. Но спустя пару мгновений ей было уже всё равно. Апони даже не подозревала, что от удовольствия силы могут иссякнуть. Но тяжелая дремота наползала, захватывая в свои объятия. Сзади то ли выдохнул, то ли прошипел Шиай, еще пару раз слабо толкнулся и затих.

Апони хотела повернуться и сказать, что никогда в жизни не испытывала ничего подобного, и готова приносить жертвы хоть каждую минуту, но жесткая рука прижала ее к земле, стоило ей чуть шевельнуться.

И Апони подчинилась. И в этот раз совершенно точно задремала.

— Вот ты где, — разбудил ее голос Шиайа. — А я уже здесь по три раза обошел, а тебя найти не мог, — жаловался он. — Ты такая сладкая, что я хочу тебя снова, во второй раз, — говорил он, разворачивая податливую девушку на бок, пристраиваясь сзади и сжимая свободной рукой ее грудь.