Трое в подводной лодке, не считая собаки
Шрифт:
– Так, иди прям сейчас к Анне и проси её руки. Как полагается, встань на одно колено и всё такое.
– Зачем... как? И так вроде... Вроде у нас и так всё ясно?
– Придурок. Женщинам иной раз важнее не факт, а ритуал. Понял, не? Процедура, как ты любишь выражаться. Церемониал, то есть. Без надлежащей процедуры они всё как-то не всерьёз всё воспринимают, может и обидеться, поверь, я знаю, что говорю. Всё, иди, не тяни вола за хвост.
Ну и далее всё прошло, как по писаному. Молодые бухнулись в ноги Ефиму Григорьевичу, с иконой в руках, с просьбой благословить. Старик, как и положено, не сильно кочевряжился, а тут и поп подоспел.
Зато в следующий приезд уже Саня сидел за столом и обнимал свою лысину обеими руками:
– Не, я чо, я готов женится, ежели такое дело...
– Нет, Александр Николаевич, - Слава поправил очки на переносице, - на Глашке тебе жениться никак нельзя. Не тот формат. Мы тут с Аней посоветовались, и она решила Глашку выдать замуж за... ну неважно. Короче, выдать.
Так и разрушилась Санькина буколическая жизнь.
– А Глашка-то что?
– спросил Костя.
– А ничего. Рыдает. От счастья, наверное. Родня этого пацана взбрыкнула было, но пообещали за Глафирой в приданое коня, пять рублей денег, на том те и успокоились.
– Тэксь, мужики, давайте вечерком соберёмся, потолкуем о наших планах на будущее. В свете вновь открывшихся обстоятельств. А мне пока надо с Мышом позаниматься.
– Пиши. Ра-бы не мы. Мы не ра-бы. Бо-га-ты-ри не вы...
Затрещина. Мыш тяжко вздохнул, рука его дрогнула, на бумажный лист упала ещё одна клякса.
– Сколько раз говорить, "не мы" пишется раздельно! Ма-ма мы-ла ра-му.
– Зачем же так, Костя? Гражданин граммар-капрал? Подзатыльники?
– вмешался в процесс Ярослав.
– Подзатыльник - наиболее гуманный способ показать ученику, что он не прав. Ты в своей школе можешь выбирать, кого учить, а кого нет. А я пользуюсь тем, что есть, - ответил Костя.
– Так отдал бы в школу, учился бы он с детьми, нормально
– Нельзя его от себя отпускать. Дед Микеша, царствие ему небесное, внушил пацану совершенно асоциальные установки. О превосходстве одних видов деятельности перед другими. Да. Вот теперь всю оставшуюся жизнь придётся перевоспитывать.
Гейнц, сидевший возле печки и гревший свои тупорылые ботинки, что-то пробормотал.
– Что эта немчура мелет?
– переспросил Костя.
– Одобряет твои садистские педагогические методы, - перевёл Саня.
Гейнц вообще-то всегда смотрел на Сашку, как на образец преступного легкомыслия, скрепя сердце соглашаясь с тем, что Трифон таки да, Трифон - мастер. И поступает очень правильно, что своих учеников гоняет и в хвост, и в гриву. "Шпицрутен - вот лучший учитель, - вещал он.
– Херр Кюммелькранц так воспитывал меня, и я так буду воспитывать. И тебе советую".
– Он говорит, что русские розги слишком мягкие для учеников, нужно, как в Швабии, шпицрутены использовать.
– Я вот на нём в следующий раз испробую, когда русский язык начну с ним учить, - уведомил Шумахера Костя посредством Сашки.
– Что, кстати, у Калашникова на подворье осталось? Что надо эвакуировать? Как это вы так, а?
– Вот так, - ответил Саня, - буйный этот Калашников, невменяемый. И с ним ещё пара
– Хам, - резюмировал Костя, - а хамов надо учить. Воспитывать. Завтра съездим, повоспитываем. Что-то у мну руки чешутся.
– Надо ехать, в Александрове много дел осталось недоделанных. В основном, из-за недостатка денег. Валенки бы заказать, ещё там всякое по мелочи.
– Хорошо, завтра и поедем. Вразумим.
Костя сел возле окошка читать, - наконец-то есть время, - те бумаги, что он изъял во время своей короткой, но бурной деятельности на Муромщине. Около часа продирался сквозь замысловатые каракули, что нынче называется письмом, выясняя, из-за чего же Пузырь поцапался с Полфунтом. Невидящим взглядом уставился в потолок
– Интерее-е-е-сно девки пляшут, ошо-шо-шо, пошо пошо. Какие тут, оказывается, интересные гумаги. Роман в закладных. Трагедия в векселях. Драма в долговых расписках. Честертон отдыхает и нервно курит в сторонке. Есть чем заняться на досуге.
Он дочитал и те бумаги, что прихватил у Троекурова, аккуратно рассортировал документы по стопкам, потом спрятал в кожаную сумку, ту самую, прихваченную во время налёта Полфунта на купеческий обоз. "Если", - подумал он, - "пустить всё это в дело, то можно пару имений прибрать к рукам, а потом кое-каким купчикам хвост прищемить". Перспективы намечались радужные, и, главное, денежные.
Вечером собрались на маленькое собрание акционеров. Обсудить достижения, уточнить планы, определить перспективы. Первым начал Саня, как Главный Механик.
– У нас всё с задержкой, хотя и в пределах допусков. Да. Задержка, в основном, из-за отсутствия производственных помещений. Но это - он посмотрел на Костю, - вроде как форс-мажор. Я так думаю, что перехватим одну бригаду странствующих плотников, и нам за две недели сделают всё как надо. С самими станками проблем нет, думаю, что восемь станов версии два пока нам хватит. И Трофимовские немного пообтесались, сейчас делают ещё два станка в долг, думаю, до Рождества управятся. Должен сказать, что из-за трудностей с финансами подвисли дела с кирпичами и валенками. Ещё кузню надо в деревне реконструировать, раз нас выгнали из тёплого места. В перспективе - до лета поработать на станках версии два, потом покумекать с сырьём и выходить на версии три и четыре. Это уже со всеми наворотами. Хлопок по возможности, шёлк в дело пустить, шерсть, атлас там делать и прочее. Да и вообще, надо на речку садиться. На лошадях мы много не наткём. К-хм. Только скажу я вам, для станов версии четыре, по моим прикидкам, потребуются стальные или чугунные станины. Пределы прочности для дерева к тому моменту будут исчерпаны. В приемлемых, я имею в виду, габаритах. То есть, о своём металле надо начинать задумываться уже сейчас.
– Хорошо, - ответил Костя, - я вообще считаю, что мы вперёд графика идём. Про металл и речку я думал уже. Деньги у нас есть, пока что, - уточнил он, - но я не уверен, хватит ли нам сразу на всё? Я двадцать привёз, а сколько осталось... хм, ну в общем, хватит.
Сумма всех воодушевила и даже вызвала нездоровый ажиотаж. Всем захотелось сразу пожить красиво, и, между делом, что-нибудь построить. В особенности воодушевился Саня, которому надоела полубичёвская жизнь, надоела деревня, и вообще! Костя, уже осмысливший и переживший этот позорный этап, сразу сказал: