Трое в подводной лодке, не считая собаки
Шрифт:
– Вы собирайтесь покамест, а мы со Славой посчитаем, что нам будет потребно до лета потратить.
– Да, да, - поддержал её Слава, - бюджет накропаем, пока суд, да дело. В заключение хочу сказать, что в Петербург нужно попасть до февраля, пока Верховный Тайный Совет не создали. А то потом втрое придётся платить, хе-хе.
– Ну и хорошо, - ответил Костя, - мы тоже что-нибудь напишем. Ефим Григорьевич, надо бы с трофейными бумагами разобраться, может, что полезное придумаем. А что ты за гимназию затеял?
– А-а-а... тут такое дело!
– ответил Слава.
– Ну они, вообще-то,
– Слава!
– возмущённо воскликнула Анна.
– Прости, к-хм... забили в смысле, болт, на всякое образование, дескать, раньше жили, и теперь проживём. Но есть подвижки, да, есть обнадёживающие сигналы. В общем, я им на пальцах объяснил, что каждому не под силу держать трёх учителей, но сообща получат достойное образование. Ну и Сашкина репутация тоже кое-чего значит.
Когда к старику Романову пришли первые ходоки с просьбой переуступить контракт Шубина, Слава сделал стойку. Когда пришли вторые и третьи, он сообразил, что популярность Шубина растёт день ото дня, он один, а помещиков много, и сразу включился в работу. Он проявил недюжинные способности агитатора за процветание народного образования. Некоторые соседи долго не могли понять, почему они пожертвовали на начальную уездную школу денег, если дети их уже давно выросли, а внуков пока не ожидалось. Но противостоять всем тонкостям Славиных логических построений не могли. Он многозначительно водил пальцем справа налево, и весьма, весьма убедительно говорил, что вопрос с разрешением на школу вообще не стоит, потому что это привилегированное учебное заведение для дворянских детей, а вот если уважаемые господа захотят, то можно будет вести речь и о гимназии! Но и с гимназиумом практически решён. Ну, остались мелкие шероховатости, а так вообще, бумага практически в кармане. И даже прозрачно намекал на некие обстоятельства, весьма деликатного свойства, разглашать которые, в силу их принадлежности персонам очень высокого ранга, никак не сообразуется с понятиями дворянской чести, и что благодарность не преминет настичь все участвующих в этом мероприятии лиц. Слабым утешением потраченным деньгам было обещание внести их фамилии на бронзовую мемориальную доску, на которой будут высечены имена всех жертвователей.
– Слава у нас гений, однозначно. В смысле гений чичиковщины и хлестаковщины. Я его иной раз слушаю, а рука сама тянется в карман за деньгами, пожертвовать на богоугодное дело. Славка может убедить в чём угодно даже самых косных ретроградов.
– Ты насчёт хлестаковщины поосторожней. Не посмотрю, что я интеллигентный мужчина, могу и кочергой огреть!
– А ты не пробовал деньги просто так брать?
– спросил Костя, - на помощь голодающим Зимбабве или на устройство приютов для бездомных кошек?
– Я что, совсем идиот, что ли? Надо ж хоть какую-то совесть-то иметь!
– Ни одно доброе дело не останется безнаказанным, зуб даю. Ты бы лучше акционеров в наше дело привлекал.
– Нет. Это, извини, совсем другой коленкор. Собрать деньги на школу - это одно, а вот работать со всякими непроверенными людьми - это другое. Тут осторожность нужна. Нет, я пробовал. Но, прикинь, у всех будто
– К-хм...
– сказал Костя, - интересная мысль про триста процентов. К-хм. Известная всем схема в чистом виде, надо будет потом... Но вы не отвлекайтесь, не отвлекайтесь, господа.
– Ну и ещё одна немаловажная деталь: нынешний народ органически неспособен работать в компаниях. Проверено на практике, и хорошо, что не нами. При первом же удобном случае норовит вывести капиталы из дела, или, того хуже, начинает делить основные средства. Ну их нафик, теперь и сами справимся, с такими-то деньжищами.
Те деньги, что привёз Константин, всех нормальным образом воодушевили. Казалось, все препоны позади, только надо немного поработать, и оно всё само образуется. Главное, есть деньги.
Встреча с купцом началась с того, что Костя сразу расставил все акценты в нужном месте. Пару раз промахнулся, уж больно увёртливым оказался купчишка. Но, в конце концов, прижал его в углу двора.
– Я тебе щас вломлю, до конца жизни кровью ссать будешь, - пообещал Костя, но врезал всё-таки по печени, а не по почкам.
Козьма Никитич пребывал в весьма подавленном настроении, его организм ещё не оправился от длительных упражнений с алкоголем. Печень его, тем более, перенесла за эти дни многое, оттого Костин удар пришёлся во второе, после головы, самое болезненное место.
– Ты кого обидел, знаешь?
– вопрошал Берёзов, но Калашников лишь мычал и мотал головой.
– Ладно, убивать тебя сегодня не буду, давай, встречай гостей, как полагается. Стол там накрой, щамы водочки с тобой выпьем и помиримся.
Он крикнул Славке и Гейнцу, которые с опаской вошли во двор:
– Вы там грузите, что надо, а я с хозяином потолкую.
Несильно подталкивая Кузьму Никитича в поясницу, он повел его к крыльцу. В окошке терема мелькнули лица хозяйки и дочки. Видя плачевное состояние клиента, Костя налил ему соточку из фляжки, а подоспевшая и мигом сообразившая, что к чему, Елена Васильевна подала калач и, почему-то, солёный огурец. Отдышавшись, купец, наконец-то смог говорить членораздельно:
– Ты мы ж... если бы знали... так то тож... сгоряча-то...
– Ну да, я не виноватый, она сама пришла, - хмыкнул Костя, - ну давай, больше не балуй, а то ведь однажды буду не в духе, прибью ненароком. Есть к тебе дело...
Через час умиротворённый Костя вышел на крыльцо, а немного погодя появился и сам купец.
Раздражённый таким гуманизмом, Сашка спросил:
– Что ты там с этим чучелом реверансы танцуешь?
– После выдачи люлей надо клиенту выдать пряник. Мы ж не хотим тут устраивать всякие Монтекки с Капулеттями. Пусть отрабатывает наше доброе к нему отношение. Он тебе пряжу будет поставлять из Касимова. Вообще-то жизнь нас учит избегать всяких отношений с алкоголиками, наркоманами и гомиками, но, поскольку наш купчик до сих пор не разорился окончательно, есть шанс, что не прогорит и в дальнейшем.