Трое
Шрифт:
– Вот так - а-яй!..
– сказал Илья товарищу вечером после похорон. Перфишка-то? Настоящий еретик!
– Пёс с ним!
– равнодушно отозвался Яков.
Илья и раньше замечал, что с некоторого времени Яков изменился. Он почти не выходил гулять на двор, а всё сидел дома и даже как бы нарочно избегал встречи с Ильёй. Сначала Илья подумал, что Яков, завидуя его успехам в школе, учит уроки. Но и учиться он стал хуже; учитель постоянно ругал его за рассеянность и непонимание самых простых вещей. Отношение Якова к Перфишке не удивило Илью:
– Ты что какой стал? Не хочешь, что ли, дружиться со мной?
– Я? Что ты врёшь?
– удивлённо воскликнул Яков и вдруг быстро заговорил: - Слушай, ты - иди домой!.. Иди, я сейчас тоже приду... Что я тебе покажу!
Он сорвался с места и убежал, а Илья, заинтересованный, пошёл в свою комнату. Яков прибежал, запер за собой дверь и, подойдя к окну, вынул из-за пазухи какую-то красную книжку.
– Иди сюда!
– тихо сказал он, усевшись на постель дяди Терентия и указывая Илье место рядом с собою. Потом развернул книжку, положил её на колени, согнулся над нею и начал читать:
– "Вдали храбрый рыцарь увидал гору... высотою до небес, а в середине её железную дверь. Огнём отваги запылало... его мужественное сердце, он наклонил копьё и с громким криком помчался вперёд, приш...порив коня, и со всей своей могучей силой ударил в ворота. Тогда раздался страшный гром... железо ворот разлетелось в куски... и в то же время из горы хлынуло пламя и дым и раздался громовой голос... от которого сотряслась земля и с горы посыпались камни к ногам рыцарева коня. "Ага! ты явился... дерзкий безумец!.. Я и смерть давно ждали тебя!.." Ослеплённый дымом рыцарь..."
– Кто это?
– удивлённо спросил Илья, вслушиваясь в дрожащий от волнения голос товарища.
– А?
– откликнулся Яков, подняв от книги бледное лицо.
– Кто это - рыцарь?
– Это такой... верхом на коне... с копьём... Рауль Бесстрашный... у него дракон невесту утащил... Прекрасная Луиза... да - ты слушай, чёрт!.. нетерпеливо крикнул Яков.
– Валяй, валяй!.. Погоди, - а дракон кто?
– - Змея с крыльями... и с ногами... когтищи у неё железные... Три головы... и все дышат огнём - понимаешь?
– Здо-орово!
– сказал Илья, широко открыв глаза.
– Эдак-то он этому за-адаст!..
Плотно прижавшись друг к другу, мальчики с трепетом любопытства и странной, согревающей душу радостью входили в новый, волшебный мир, где огромные, злые чудовища погибали под могучими ударами храбрых рыцарей, где всё было величественно, красиво и чудесно и не было ничего похожего на эту серую, скучную жизнь. Не было пьяных, маленьких людей, одетых в лохмотья, вместо полугнилых деревянных домов стояли дворцы, сверкая золотом, неприступные замки из железа возвышались до небес. Дети входили в страну чудесных вымыслов, а рядом с ними играла гармоника и разудалый сапожник Перфишка отчётливо выговаривал:
Меня после смерти
Не утащат черти!
Я живой того добьюсь,
Как до чёртиков напьюсь!
– Наяривай! Бог весёлых любит!
Гармоника захлёбывалась звуками, торопясь догнать звонкий голос сапожника, а он вперегонку с ней отчеканивал плясовой мотив:
И не пищи, что смолоду
Н-натерпелся холоду,
Сдохнешь - в ад попадёшь,
А там - будет жарко!
Каждый куплет частушки вызывал рёв одобрений, взрывы хохота.
А в маленькой конуре, отделённой от этой бури звуков тонкими досками, два мальчика согнулись над книгой, и один из них тихо шептал:
– "Тогда рыцарь стиснул чудовище в своих железных объятиях, и оно громоподобно заревело от боли и ужаса..."
После книги о рыцаре и драконе явился "Гуак, или непреоборимая верность", "История о храбром принце Францыле Венециане и прекрасной королевне Ренцивене". Впечатления действительности уступили в душе Ильи место рыцарям и дамам. Товарищи по очереди крали из выручки двугривенные, и недостатка в книгах у них не было. Они ознакомились с похождениями "Яшки Смертенского", восхищались "Япанчой, татарским наездником" и всё дальше уходили от неприглядной жизни в область, где люди всегда разрушали злые ковы судьбы, всегда достигали счастья.
Однажды Перфишку вызвали в полицию. Он ушёл встревоженный, а воротился весёлый и привёл с собой Пашку Грачёва, крепко держа его за руку. Пашка был такой же остроглазый, только страшно похудел, пожелтел, и лицо у него стало менее задорным. Сапожник притащил его в трактир и там рассказывал, судорожно подмигивая глазом:
– А вот вам, люди добрые, сам Павлуха Грачёв! Только что прибыл из города Пензы по этапу... Вот какой народ нарождается, - не сидя на печи, счастья дожидается, а как только на задние лапы встаёт - сам искать счастья идёт!
Пашка стоял рядом с ним, засунув одну руку в карман драных штанов, а другую всё пытался выдернуть из руки сапожника, искоса, угрюмо поглядывая на него. Кто-то посоветовал сапожнику выпороть Пашку, но Перфишка серьёзно возразил:
– Зачем? Пускай его ходит, авось, счастье найдёт.
– А ведь он, поди-ка, голодный!
– догадался Терентий и, протянув мальчику кусок хлеба, сказал ему:
– Пашка, на!
Мальчик, не торопясь, взял хлеб и пошёл вон из трактира.
– Фи-ю-ю!
– свистнул сапожник вслед ему.
– До свидания, нежное создание!
Илья, наблюдавший эту сцену из двери своей комнаты, поманил Пашку к себе, но, прежде чем войти к нему, Пашка нерешительно остановился, а войдя, подозрительно оглядел комнату и сурово спросил:
– Что надо?
– Здравствуй!..
– Ну, здравствуй!..
– Садись!..
– А зачем?
– Так!.. Поговорим!..
Илью смущали сердитые вопросы Грачёва и его сиповатый голос. Ему хотелось расспросить Пашку, где он был, что видел. Но Пашка уселся на стул и с решительным видом, кусая хлеб, сам начал расспрашивать: