Троецарствие. Дилогия
Шрифт:
— Увидел свечение, — пожал плечами богатырь.
Я чуть не прибил его! Увидел! А как? Куда смотрел? Что стало триггером? Какого цвета свет, и как он его отличил от кругов перед глазами? Не мог же он просто сидеть, смотреть в пупок два года, а потом прозреть? Тоже мне, Будда в зеленом!
— Старший брат хочет понять, как ты сделал это возможным, если два года у тебя не получалось, — сказал Пират. Проницательный товарищ, да еще и блогер. — В каждой школе обучение новых идущих путем ци происходит по-разному, да и методы различаются от учителя к учителю.
—
— Ах, это… — Воин задумался, вспоминая. — Почтенный Ло Лоунь сказал, что передо мной стоит стена из моего нежелания. Он нарисовал ее для меня, а каждый кирпичик пометил иероглифом, который символизировал одну из причин этого нежелания. Обида, лень, пустые надежды… Он повесил этот рисунок передо мной и сказал, что я должен смотреть на него до тех пор, пока иероглифы не исчезнут. Должны были остаться только чистые кирпичи. И я смотрел.
Визуализация, понятно. Учитель написал проблемы и велел избавиться от них. Психология по-древнекитайски. Может, мне так попробовать? Правда, понадобится очень большой лист бумаги, чтобы записать на нем все, что мне мешает. Есть такой иероглиф — попаданец из альтернативного будущего?
— И я смотрел. Потом мне удалось стереть знак лени. Не на том рисунке, который висел перед глазами, а на том, что отпечатался в разуме. Открыв глаза, я увидел, что и на бумаге он тоже исчез.
Одно из замечательных свойств мозга — я про это еще дома на ютубе смотрел — обман. В том ролике вообще говорили про то, что мозг является инструментом упрощения сверхсложной реальности. Которая настолько непостижима, что мы бы свихнулись, если бы увидели всю целиком, без фильтров. Теперь, попав сюда, я начинаю в это верить.
То, что рассказал Лю Юй, тоже вполне укладывалось в эту теорию. Он запретил себе видеть нарисованный иероглиф. Стер его в своем воображаемом рисунке, и мозг перестал его различать на реальной бумаге. То есть он визуализировал проблему, потом решил для себя, что больше ее не существует, и она исчезла. Тоже магия в своем роде.
— И тогда ты увидел свечение? — уточнил я.
— Нет. Я еще полгода стирал все нарисованные учителем иероглифы. Каждый день по четыре часа просиживал перед рисунком. До тех пор пока всё, что мешало мне видеть, не исчезло. И тогда я понял, что вижу не кирпичную стену, а причудливо сложенную лестницу. Первая ступень которой начиналась прямо перед моими ногами. Тогда я встал на нее…
— Мысленно?
— Что? А! Да, я перенес лестницу с рисунка к себе в разум и встал на первую ступень. И тогда же меня окутало свечение.
Можно попробовать, кстати. Завтра же сяду и разрисую самый большой лист бумаги, который только смогу найти, всеми своими проблемами. Или даже вот как! Пойду к Матушке И, она же лекарь, а лекари все немножко психологи. Поговорю с ней, попробую выявить свои скрытые тормоза и их нарисую. А потом буду пялиться на них все свободное время. Хуже точно не будет.
В целом — может получиться. Тело — умеет. И умеет очень даже неплохо. Я пообщался уже с одаренными, даже слабенькими, и пришел к выводу,
Каждое заклинание из арсенала требовало определенного количества энергии. Мой «взор» на втором уровне потреблял две единицы в секунду. При возможной пропускной способности в десять. Таким образом, я мог одновременно с «взором» врубить еще и «воодушевление», которое жрало три ци. И у меня еще оставалось проходимость в пятерку на что-нибудь еще.
Но проводимость отвечала не только за выдачу энергии, но и за наполнение резервуара — духовного, конечно же. Тело с развитыми энергоканалами самостоятельно накапливало разлитую вокруг ци, и чем выше был показатель энергопроводимости, тем быстрее этот резервуар наполнялся. Что, в свою очередь, быстрее восстанавливало способности одаренного. А это значит, что время отката, которое стоит на каждую технику у меня в интерфейсе, — искусственно созданное ограничение. Которое богиня поставила, чтобы я по незнанию и неумению не истощил тело Вэнь Тая безостановочным применением умений.
Короче, интересный разговор под винцо вышел. Я бы его с удовольствием продолжил, но тут за воротами раздался дробный стук копыт, который резко затих, будто некто осадил коня. Затем послышалась ругань — я различил голоса телохранителей, которые кого-то не пропускали внутрь. Поднялся и вышел наружу, желая разобраться, кто в праздничный день решил нарушить мой покой.
Перед глазами предстала следующая сцена: храпящий, покрытый пеной конь, чуть поодаль — лежащий на земле человек и четверка моих стражей, направляющих копья в его сторону.
— Что происходит? — спросил я. — Кто этот человек, почему он на земле и чем так угрожает, что вы аж вчетвером его копьями держите?
Был я все же немного пьян, поэтому речь лилась расслабленно и вальяжно. Телохранители бдительности не утратили, в мою сторону повернулся только один, трое же продолжили держать неизвестного под «прицелом» острых лезвий.
— Какой-то крестьянин, господин! — доложил старший смены. — Пронесся через весь город, хотел влететь в прямо в усадьбу. Ничего даже не объясняя.
— Недостойное поведение, — покачал я головой. — Никаких манер. Эй, ты? Поднимайся и говори, что заставило тебя вести себя столь неподобающе.
Телохранители чуть отвели копья назад, но человек вставать не стал. Как и был, на коленях, он поднял голову и зачастил:
— Господин Вэнь! Я Жубай, староста из рыбацкого поселка в пятидесяти ли от города вниз по течению! Простите, но я принес весть о беде, которая произошла в ваших владениях! Ужасная беда, господин, ужасная!
Теперь, когда он поднял голову, я увидел пожилого мужчину с редкой седой бороденкой и коричневой от постоянного пребывания на солнце кожей. Лицо его выражало испуг, чуть смягченный усталостью.