Трофей
Шрифт:
– Да?
– он не сводил с нее глаз, чувствуя, что она скажет сейчас что-то важное.
– Тебе в качестве военного трофея досталась я, - скромно закончила она и села в кресло. Сложила руки, расправила платье, улыбнулась невозмутимой улыбкой.
– То, что ты не подарок, милая, я уже и так понял, - скривился Лайл, окатываясь водой из ведра. Брызги долетели и до нее, и она чуть подобрала подол.
– Тебе не назвали моего Имени, - пояснила она, рассматривая "подлого захватчика". Жилистый, сразу видно - силы немеряно, шрамов, бороздящих смуглую кожу - в изобилии.
– И не сказали, кто я.
– Скажи ты, - он выдернул
– Я, - прошептала она ему на ухо, - двоедушная.
Ее горячая и влажная ладонь легла прямо на рану на его спине. Спину дернуло короткой болью, и эта боль его отрезвила, выжгла странное дурманящее желание, и смысл ее слов добрался, наконец, до его сознания.
Он резко толкнул ее, и сразу же придавил ее к кровати всем своим весом.
– Двоедушная, говоришь, - он стиснул ее запястья, рассматривая бледное лицо. По нему прошла короткая судорога, и в следующую минуту он понял, что под ним лежит уже леди Агата. В глазах появился страх, дурманящее желание окончательно остыло - как будто его кто-то перестал подогревать, женское тело под ним испуганно сжалось, но тем не менее она строго сказала:
– Вы бы не могли с меня слезть, Лайл? Мне тяжело.
– Не могу, - сокрушенно сознался он, продолжая ее рассматривать.
– Итак... я правильно понял, что вы - леди Агата?
– Да, - она обреченно отвела глаза и перестала напрягаться. Расслабилась.
– А как зовут вашу вторую половину души?
– поинтересовался он, не особо рассчитывая на ответ.
– Я не знаю, - ответила она.
– Посмотри мне в глаза, милая, - велел он, встряхивая ее руки.
– И повтори.
– Я не знаю ее Имени, - четко ответила она.
– Странно, что не знаешь, - задумчиво сказал он, опираясь на локти. Леди Агата перевела дух.
– Так полагается, - пояснила она чуть свободнее.
– Иначе кто-то может выбить из более слабой половины истинное Имя.
– Логично, - признал он.
– А власть над вами обеими может дать только Имя?
– И только в определенных условиях, - охотно отозвалась Агата.
– И какие же?
– Первое смешение крови. Вы опоздали, Лайл.
– Без какого-то особого удовольствия или превосходства сказала она. Поставила перед фактом.
Он перевел взгляд на ее руку, на которой больше не было повязки. Зато красовалась длинный узкий разрез по всей ладони, усеянный бисеринками крови.
– Она смешала нашу кровь, и вы не назвали Имени. Лишились власти.
– А что дает эта власть, - он, наконец, устроился удобно - нога между ее ног, коленом и локтями упирается в кровать.
– Эта власть запирает сильную половину. Пока жив тот, кто знает Имя и назвал его. Сильная сторона души может быть разной. Чаще всего - опасной.
– Видимо, подразумевалось, что она - опасна.
– А когда умирает тот, кто знает, вы становитесь свободными?
– уточнил он чисто из интереса. Леди неприятно усмехнулась.
– Окончательно свободным человека делает только смерть.
– Вот как. Ты поэтому интересовалась, что с тобой будет и почему ты до сих пор жива?
– Да.
– И поэтому она хотела...
– Да.
– Милые мои, а вы уверены, что там лучше, чем здесь?
– Там свобода, - просто ответила леди Агата.
– А здесь?
– Рабство. Унижение. Боль. Одиночество.
– Вы были в рабстве?
– Десять лет, - она коротко засмеялась, и от
– Десять лет, пока был жив этот...
– Муж, - подсказал Лайл.
– Муж, - она снова засмеялась, отрывисто и горько.
– Был муж. Теперь вы.
– Унижать и бить не собирался, - признался Лайл честно.
– Насчет рабства....
– Лучше молчите, - серьезно попросила она.
– Не разочаровывайте меня.
И она сама прикоснулась губами к его губам. То, что было дальше, напоминало пожар в Горьких землях. Пожар в грозу. Две стихии - и кто знает, какая окажется сильнее. Огонь выжигал кровь, и кровь шипела, и вместо крови по венам текла жидкая молния, короткими и острыми разрядами удовольствия стирая все границы, препятствия, смешные моральные принципы, нормы и приличия.
Не враг. Просто мужчина.
Не жена врага. Просто женщина.
Одинокие во всем свете.
Ищущие утешения хотя бы в этом пожаре.
Сильные руки, держащие ее на краю пропасти, а там, в пропасти - безумие, скалящее зубы, жадно облизывающееся. Горячие губы, что-то бессвязно ему шепчущие, уводящие от края отчаяния. Ты не один. Ты не одна. У тебя есть я. Пусть вот так, странно, нелепо, но это лучше чем ничего. Горячка, безумие, пожар, отчаяние, бездна - все отступило, отхлынуло, словно волна.
" Если он сейчас опять назовет меня "милой" этим снисходительно-презрительным тоном, то все".
– Думала она.
"Если она сейчас вежливо попросит меня отвернуться, или встанет сама - это все".
– Думал он.
– Иди ко мне, милая, - с тихой нежностью попросил он, с облегчением чувствуя, как она неслышно возится, укладываясь у него под боком.
Может, еще и не все.
***
Управлять хозяйством замка и окрестных деревень - это вам не фунт изюма - вот что понял Лайл, в первые же две недели. Механизм управления работал исправно и отлажено, до тех пор, пока не перешел в его руки. Теперь этот механизм поворачивался со скрипом. Сцепив зубы, он все же пытался разобраться что и как, и выходило не очень-то хорошо - в конце концов, он привык к совершенно другому. Дома этим занималась жена с двумя помощницами, здесь же управляющий сгинул без следа, а идти к леди Агате с этим... Все и так было слишком сложно - не привык он к таким сложным материям. Относиться к ней как к жене - он не мог. Как к наложнице - тем более. Как к хозяйке - сам запретил лезть в дела, не идти же теперь просить о помощи!
Днем он ее почти не видел, только изредка ловил на себе ее взгляд - иногда из каменной беседки, где она устраивалась с пяльцами. Иногда чувствовал на себе ее взгляд во время воинских упражнений, когда он с остальными воинами по пояс голый скакал по утоптанной площадке, обливаясь потом. Спина, к слову сказать, зажила очень неожиданно и быстро. Лайл не без оснований подозревал, что тут дело еще и в том, что она сунулась своей окровавленной рукой в его открытую рану.
Ночью.... Ночами, их ночами, они упивались друг другом - молча, без слов, как будто боясь вспугнуть нежданную теплоту и близость. Они почти не разговаривали - с той ночи. Да и о чем? И так все понятно. Она его не любит - и слава богу. Он ее любит как раз за это. Хватит с него жены, которая его любила до беспамятства. Это не помешало ей делить ложе с другими мужчинами, пока он, Лайл, мечом и кровью добывал золото, ткани и драгоценности для семьи и клана.