Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»
Шрифт:
«Нет, Джошуа тоже не знает, что это за люди. Никто не знает пока, кроме Тани. Может быть, Сумской. Все из России тянется. Полковник должен быть в курсе. Но это подождет, не буду я ни с кем советоваться». Звягин взял такси и поехал на Брайтон к Ревичу, который, по его предположениям, уже должен был вернуться домой. В фирме ему выдали аванс, но строго-настрого запретили Тут же бросаться в мутную лужу брайтонских русских ресторанов, запретили, фактически, под страхом смерти. Вслух это не было сказано, но Ревич, как человек достаточно умный, понял, чем ему может грозить непослушание до окончания операции. Да и сам Давид был кровно заинтересован в благоприятном исходе дела, так что, по всему, он должен быть уже дома — готовиться к поездке за границу и разрабатывать планы по охмурению своего экс-друга.
Грэм поднялся на крыльцо пасторского дома и протянул руку, чтобы позвонить, но дверь перед ним открылась сама собой. За ней никого не было: Билл увидел кусок прихожей, совершенно пустой. «Сквозняк, что ли», — подумал он, не удивившись, что дверь не заперта, — в Дилоне, если хозяева сидели дома, парадные двери днем запирались крайне редко.
— Дуайт! — громко крикнул он в глубину квартиры, решив не предупреждать о своем визите звонком, а сразу поставить в известность, что пришел именно он, а не кто-нибудь другой. Сделав первый шаг в прихожую, Грэм споткнулся и, падая на пол, успел еще удивиться, обо что же он зацепился, ведь на полу ничего не было. Мягкий ковролин смягчил удар. Он хотел было подняться, но на затылок его крепко надавило что-то холодное и твердое, и Грэм через секунду понял, что это чей-то сапог. «Значит, у пастора тоже гости». На глаза словно опустилась черная пленка, в сердце проник холодный ужас — что теперь с ними будет, он же все рассказал этим бандитам, или полицейским, все равно — одна шайка. Что же им еще нужно? Ведь они ушли из его дома, уехали куда-то — он слышал, как машина их, проурчав под окнами, удалилась в неизвестном направлении.
— Кто такой? — услышал он грубый голос над своей головой, прижатой к полу.
— Билл Грэм, — только и смог сказать несчастный журналист.
— Билл Грэм… Что, ребята, будем делать с этим Биллом Грэмом? Эй! — Голос снова обращался к нему. — Чего тебе надо? Ты зачем пришел, а?
— В гости…
Сапог перестал давить на затылок.
— Ну, вставай, проходи, если в гости…
Билл услышал, как сзади щелкнул дверной запор. Он поднялся и увидел перед собой человека в черном свитере, черных джинсах, сапогах и в черном чулке, натянутом на голову. «Как в кино…»
— Пошел! — Его сильно толкнули в спину, и Грэм почти влетел в гостиную. Там стоял еще один бандит, с виду близнец первого — в таком же черном одеянии и в маске. Третий, невидимый, находился сзади. Пастора видно не было.
— Ну что, щенок? — спросил тот, что стоял посреди гостиной. — Что скажешь?
Грэм попытался улыбнуться, вспомнив заветы доктора Карнеги, но у него ничего не вышло. Лицо исказила жалкая гримаса, которую надо было побыстрее убрать, чтобы не раздражать лишний раз гангстеров… Но гримаса словно прилипла, и ему пришлось проделать целый ряд мимических упражнений, чтобы привести лицо в более или менее достойный вид.
— Что морщишься, парень? Не нравится обращение? Нас тоже здесь многое не устраивает. Тоже небось пастор?
— Нет, я журналист…
— Журналист… Это хорошо. Тогда мы тебя убивать не будем. Пока. — Из-под черного чулка вырвалось что-то вроде смеха, жуткое хриплое бульканье, от которого, как и от самой фразы, Грэма сковал не то что внутренний холод, а настоящий мороз.
— Не дрожи, не дрожи, сказал же — не убьем… Как называется твой вонючий листок?
— Сейчас я пишу в «Денверпост»-…
— О-о, да ты, наверное, знаменитость? Ребята, смотрите, какой улов! «Денверпост»… А с какой гордостью он это сказал-то, ну, я не могу… Так вот, напиши в свой сраный «Денверпост», что скоро всем вам конец. Понял?
— Кому конец? — дрожащими губами спросил Грэм.
— Узнаешь, не торопись. А ну иди-ка сюда! — произнес невидимый гангстер.
Грэм, повернувшись, не удивился, увидев, что третий бандит как две капли воды был похож на двух остальных.
— Иди, иди. — Он манил его к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. — Теперь повернись.
Он послушно повернулся спиной к перилам и почувствовал, что руки, схваченные террористом — так почему-то Билл стал называть про себя эту троицу, — просовываются сквозь перила лестницы. Он едва не вскрикнул от боли, когда на запястьях защелкнулись наручники. Грэм оказался прикован к перилам — руки вывернуты назад и вверх. Он почти висел, чувствуя, как в суставах растет ломящая боль.
— Что они там копаются?.. — Главарь взглянул на циферблат наручных часов.
Камин, несмотря на теплый осенний день, тихо потрескивал ровным огнем.
— Надо памятку журналисту оставить, чтобы не забыл про обещанное. — Главарь усмехнулся. — Это такие люди — пообещают и тут же забудут! Частенько такое случается. Ну ничего, мистер Грэм — парень надежный. Слово сдержит. Здесь, я смотрю, все удальцы. Эй, не скучай! — прикрикнул он на Грэма, голова которого упала на грудь. — Пастор, говорю, твой, он что, боксом занимался? Так меня треснул, я даже не ожидал…
— Что с ним? — тихо спросил Грэм, жмурясь от боли.
— Отдыхает твой пастор. Не бойся.
Террорист, стоявший у камина, вытащил из огня рукой в перчатке длинную кочергу со странно изогнутым концом. Подняв ее, он показал Грэму красную от жара фигурку, которой заканчивалась железка, и Билл на миг забыл о боли в вывернутых суставах. Человек в маске медленно подошел к нему. То, что издалека выглядело кочергой, оказалось клеймом — маленьким колечком с торчащими во все стороны палочками-лучами. Оно было темно-красным от жара. Несколько искр упали с него на пол.
— Осторожнее! — прикрикнул главарь. — Не подпали лишнее. — Сказав странную фразу, он подмигнул Грэму. — Счастливый ты, парень! Солнышко тебе всю жизнь светить будет.
Рука одного из бандитов схватила Грэма за волосы и притянула его голову к перилам. Теперь Билл не мог даже пошевелиться. Тихонько заскулив, он смотрел, как приближается красный круг. Он был уже так близко, что пришлось закрыть глаза от страшного жара. Раскаленный металл зашипел, погружаясь в живую плоть. Голову словно облили расплавленным свинцом — каждая клеточка мозга, все кости черепа, переносица, даже зубы пронзила такая чудовищная боль, что Грэму показалось, будто он стоит в середине костра. Он хотел потерять сознание, но явь продолжала его окружать. Явь, наполненная безумным страданием, в котором он растворялся.