Трофейщик
Шрифт:
— Прошу прощения, господа, — пробормотал Иван Давидович, выдвинув ящик письменного стола, достал из маленькой картонной коробочки («для мелочи») десятитысячную бумажку, секунду подумал и добавил к ней еще две, закрыл ящик и вышел из комнаты, оставив свет включенным.
— Юраня, вот тебе тридцатник, возьми только чего-нибудь приличного и нормальных сигарет. Вообще, я, как врач, тебе советую — не пей баночную водку. Одному Богу известно, что там внутри.
Юраня пожал плечами, взял деньги и вышел
— Я быстренько, — сказал он, надевая ботинки.
— Давай-давай, ждем-с. — Ваня аккуратно закрыл за приятелем дверь и отправился на кухню.
В прихожей раздался звонок.
— Черт, да что он забыл?! — Иван Давидович устало прошаркал к входной двери.
— Юраня, ты?
— Я, я. С другом твоим. Открывай, Вань.
Иван Давидович распахнул дверь, и Юраня втолкнул в квартиру шатающегося Братца — Алексея Валинского, Ваниного одноклассника, весельчака и задиру, с блеском окончившего университет, начитанного скандалиста, афериста по жизни, соблазнителя, сверкающего остроумием и светящегося в любой компании от избытка внутренней энергии, короче говоря, замечательного парня. Братца изрядно шатало, кепка была надвинута на самый нос, ботинки и джинсы заляпаны засохшей грязью, подбородок и щеки покрывала густая черная щетина.
— Гость пришел, — прокомментировал Юраня появление Братца, — к двум часам ночи гость хороший идет, напористый. Ну, я сейчас. — И он затопал вниз по лестнице.
Алексей молча, не глядя на Ивана Давидовича, прошел на кухню, неуклюже плюхнулся на табурет, привалился спиной к батарее и вытянул грязные ноги, не снимая ботинок.
— Что, нажрался, что ли? — растерянно спросил Ваня. Он очень не любил, когда по его квартире ходили в грязной обуви.
Алексей снял кепку.
— Вань, посмотри, что у меня тут, — промычал он, почти не открывая рта.
— Ого! Ну ты, Братец, даешь! Подрался, что ли?
— Подрался.
— А где? — Ваня всегда интересовался подобными вопросами. По улицам он ходил с опаской, хулиганов побаивался и, когда ему сообщали о драках, происходящих в непосредственной близости от его дома, расстраивался, проецируя случившееся на себя. Если же битвы случались в районах отдаленных, успокаивался и чувствовал себя в безопасности.
— Далеко. На Ржевке.
— Чего это тебя туда занесло?
— Вань, может, у меня сотрясение?
Иван Давидович пощупал разбитый лоб Алексея, попросил его оскалить зубы, поводил пальцем перед глазами, следя за движением зрачков.
— Нет, сотрясения никакого нет. Не тошнило тебя?
— Не так чтобы очень…
— Что значит «не так»? Не блевал?
— Да нет. От голода, наверное.
— Хм, от голода. В лесу, что ли, живешь?
Алексей странно посмотрел на Ваню и промолчал.
— Нет у тебя никакого сотрясения. Но приложили тебя знатно. Чем, если не секрет? Палкой?
— Угу.
— А, и по челюсти схлопотал. Ну-ка, покажи. Так болит?
— Болит.
— Не колет? Какая боль?
— Да не колет. Просто болит.
— В общем и целом картина ясна. Все у тебя в порядке, но болеть будет долго. Сейчас принесут анестезию, полечим тебя немножко. А вообще, тебе нужен полный покой и приятное женское общество. — Ваня хихикнул. — Ну, ты красавец. Иди побрейся пока. Где ты был-то? Как с фронта вернулся.
Алексей молча встал и нетвердой походкой пошел в ванную.
— Разуйся, мать твою! — не выдержал наконец Иван Давидович.
Что-то было с Братцем не в порядке. Ваня чувствовал, что случилось что-то крайне необычное и, возможно, крайне же неприятное. Насколько он знал, долгов у Братца не было, из-за женщин он никогда особенно не переживал, на улицах дрался — это случалось, — но даже бывая бит, оставался веселым и полным оптимизма, рассказывая о своих битвах с шутками-прибаутками.
Сейчас же он был просто на себя не похож. Ваня думал о том, что же могло случиться с Братцем, но в глазах его по-прежнему ничего нельзя было прочитать.
Вернулся Юраня с двумя бутылками «Пятизвездочной». Иван Давидович достал из холодильника початую банку с маринованными огурчиками, буженину, смахнул со стола в ведро надкушенные и подсыхающие кусочки копченой колбасы. Юраня поднял бутылку, поцеловал ее и наклонился над Ваниной рюмкой. Алексей протянул руку к мойке, взял стакан и поставил перед собой.
— Ну что же, будем считать, что это штрафная, — секунду помедлив, согласился Юраня и наполнил стакан наполовину.
— Доливай, — сказал Алексей без выражения.
Иван Давидович внимательно смотрел на Братца.
Юраня пожал плечами и долил стакан до краев.
В кабинете что-то с дробным грохотом упало на пол. В дверном проеме кухни появилась Катька, растрепанная, но казавшаяся совершенно свежей и трезвой.
— С добрым утром! — звонко крикнула она и пригладила рукой густые светлые волосы. — Алешенька! Любимый! Какой ты сегодня хорошенький! — продолжала она выкрикивать, заметив сидевшего со стаканом в руке Братца.
— Да уж, — согласился Иван Давидович.
Алексей залпом, не дожидаясь остальных, выпил водку до дна, закусил куском буженины, встал и подошел к Катьке.
— Катя, поедем ко мне.
— Ой, Леш, ты такой страшный. Ребята, смотрите, какие у него глаза бешеные. Ты не заболел? — Она дотронулась до его лба и хохотнула. — У тебя нездоровый вид.
— Катя, поедем ко мне, ты мне очень нужна.
— Господа, я его боюсь. Он ведь меня изнасилует, а потом съест.