Трофейщик
Шрифт:
Сергей Андреевич опрокинул жидкость в рот и не задохнулся, как ожидал, а сморщился, всем телом вздрогнул от едкого, проникающего не только в рот, в пищевод, в желудок, а, кажется, и в самые кости, в позвоночник, во все ткани тела, разъедающего и растворяющего их вкуса то ли ацетона, то ли еще какого-то растворителя, правда, с едва заметным привкусом лимонной эссенции.
Судорогой свело губы, и он, еще не успев вытереть слезы, почувствовал, как из его руки вырвали стакан, и увидел сразу, без малейшей паузы, словно все проделывалось в одно движение, — пиджачный гражданин налил, протянул, отдал, синий принял, опрокинул и проглотил не поморщившись, прикрыл
— У-ф-ф!
Сергей Андреевич повернулся и, не сказав ни слова, пошел прочь. Он сразу забыл об этих беднягах, конченных совершенно.
А он? Он-то сам — не конченный ли человек? И как давно? С какого момента? Нужно определить этот момент, вернуться к нему и начать снова с того же перекрестка, но попробовать пойти по другой дороге. Та, по которой пошел в свое время он, никуда его не привела. Значит, нужно выбрать другую.
Он шел, автоматически переставляя ноги, аккуратно останавливался при красном свете светофора, не осознавая этого, чисто рефлекторно. Вышел на набережную Невы и вдруг почувствовал, что смертельно хочет спать. Вместе с этим желанием пришло и спокойствие, смешанное с просыпающейся уверенностью, что все образуется и он найдет тот исходный пункт, к которому нужно вернуться, и все будет хорошо. Жизнь не кончается, он еще покажет себя, приоденется, начнет зарабатывать, снова станет много читать — раньше это было любимым его занятием, — ходить в театр, познакомится с хорошей женщиной…
Он шел по Кировскому мосту со стороны Петропавловки. На пляже еще играли в волейбол последние, самые преданные солнцу, арьергард армии загорающих. Вдоль стены бродили малочисленные группы туристов. Сергей Андреевич остановился и посмотрел вниз, на черную, всегда неспокойную воду Невы, закручивавшуюся под мостом в водовороты. Эти взбухающие круги он помнил еще с раннего детства, они были в числе тех немногих вещей, которые остались в его памяти с тех далеких дней. Маленького Сережу притягивали эти стоящие среди несущейся массы воды толстые блины, он удивлялся, как это им удается сопротивляться бешеному, мощному течению реки.
— Простите, который час, не подскажете?
— Что? — Сергей Андреевич обладал удивительно хорошим слухом и переспросил не оттого, что не расслышал вопрос, а просто сознание его было настолько сейчас далеко от действительности, что смысл простого обращения не дошел до него сразу.
— Что вы сказали? — Он поднял глаза и повернул голову, желая увидеть спрашивающего. И сразу же узнал его. Нет, он никогда не встречался с этим молодым человеком, но принадлежность его к ведомству, в котором сам работал много лет, определил сразу. «Что ему нужно? Что ИМ нужно», — успел подумать он, быстро возвращаясь к реальности, и почувствовал, как сзади кто-то схватил его за ноги, под колени, одновременно толкая к перилам.
Сергей Андреевич падал вниз очень долго. Яркое, белое, ослепительное небо мелькнуло перед его глазами несколько раз, сменяясь чернотой воды, которая вроде бы и не приближалась. «Говорят, что падающие с большой высоты умирают еще в полете от разрыва сердца, — думал он. — Врут, оказывается». Он не умирал, в глазах мелькали арки моста, сверкнул мгновенной вспышкой шпиль Петропавловской крепости, а вода все еще была далеко. «Нужно будет плыть по течению, вынесет на стрелку».
Двое молодых людей совершенно обычного городского вида, в футболках, дешевых джинсах и китайских кроссовках прыгнули в подъехавшую «Волгу», которая тормознула лишь на секунду для того, чтобы принять их в свое теплое нутро, и не видели, как тело Сергея Андреевича, несколько раз перекувырнувшись, безвольной и тряпичной куклой, плашмя, лицом вниз шлепнулось на твердую неровную поверхность воды, уйдя головой в глубину, один раз перевернулось, показав ноги с задранными до колен штанинами, и исчезло.
Яков Михайлович положил телефонную трубку. Быстро управились ребята, даром, что не профессионалы. Среди этих бойцов-патриотов и вправду есть надежные кадры, вполне надежные. Ну а Замето поделом получил. Рассопливился слишком, размяк, а этого делать нельзя, особенно сейчас. Это в брежневские времена можно было расслабляться, в отпуск уходить, а сейчас — нет, сейчас ухо востро, чутье не терять… Хорошо, что за Замето подслеживали патриотики эти, а то, глядишь, наломал бы дров… Ну ладно, Замето свое дело сделал, и будет. Вечная память. Яков Михайлович не считал себя человеком злым. Работа есть работа. Замето знал, на что шел, полезный был мужик, пока не сломался. А тут уж ничего не поделаешь.
— Я не пойду туда больше, — мотал головой Иван Давидович, — не могу, Леша.
— Ваня, да пойми ты, это единственное дело, которое мы с тобой можем сделать, чтобы как-то их наказать. Ты же по городу не будешь за ними гоняться, и я не буду. Сделаем, потом я уеду, а тебе так и так нужно будет прятаться. Круто прятаться. В любом случае. Они же тебя в покое не оставят, ты понимаешь?
— Я все понимаю, Леша, но идти туда не могу.
— Ванечка, слушай, скоро совсем стемнеет, пошли. Ты же мужчина. Я тебе приказываю. Поднимайся и пойдем, я тебе помогу. Это нужно сделать, нужно, Ваня!
— Там же этот… в которого я стрелял.
— Ничего страшного. Ты же попал в него?
— Попал.
— Ну, вот видишь, значит, он не опасен. — Алексей совсем не был в этом уверен, но Ваня и так паниковал, нужно было его хоть как-то успокоить. — Ничего нам покойники не сделают. Ты что, Ваня, трупов мало видел? Уж побольше, наверное, чем я.
— Да, побольше. Но это совсем другое дело.
— Никакой разницы, Вань. Мертвый, он и есть мертвый, и нечего его бояться. Так ты внутрь не заходил?
— Нет, я же говорю — только Андрей с Петровичем. Андрей довольный вылез.
— Ну, подъем, Ваня!
Ивану Давидовичу казалось, что они стоят на месте. Ноги его поочередно механически поднимались и опускались, он шагал вперед вслед за Алексеем, иногда подсказывая ему, куда нужно свернуть, но ощущение было такое, словно они ни на метр не приближались к конечному пункту. Темнело очень быстро, тропинка была еще отчетливо видна, но Алексей знал, что сейчас последний всплеск дневного, уходящего за горизонт света, агония, после которой навалится лесная беспросветная темнота, и уже бесполезно будет искать в этой чаще дорогу, нужно будет замереть на месте до рассвета, иначе можно так сбиться с пути, что потом целый день придется выбираться, а можно и вообще сгинуть — провалиться в какую-нибудь яму с концами…
— Ванечка, быстрей, быстрей, — приговаривал Алексей, не чувствуя усталости, его подхлестывало нервное перевозбуждение, и он осознавал, что реакция организма скоро должна наступить — обрушится сон, апатия, справиться с которыми после всего, чего они натерпелись за последние двое суток, вряд ли удастся.
— Стой, Леша. Вот здесь где-то они должны быть, — опасливо проговорил Ваня. — Осторожней…
— Замри! — так же тихо скомандовал Алексей. — Я сам посмотрю. Где это было?