Трофейщик
Шрифт:
Когда он подъехал к своему дому, на улице уже светало. В окне кухни горел свет. «Неужели она так и не ложилась, — подумал удивленно Звягин, — ну и хорошо. Сейчас позавтракаем вместе, потом нужно будет позвонить и начинать действовать».
— Таня! — крикнул он, войдя в квартиру. — Я приехал. Принимай, подавай на стол, есть хочу до невозможности.
Не услышав ответа, Звягин прошел на кухню и остановился в дверях.
Таня сидела за столом перед полной пепельницей окурков. Левая половина лица у нее была сплошь красно-синей и распухла так, что глаз почти закрылся набухшим вишневым веком. На полу и на столе лежали осколки разбитых чашек, валялись чайные ложечки, вилки,
— Кто? — спросил Звягин ровным голосом. — Таня, кто? Что они с тобой сделали?
— Саша, сядь пожалуйста. — Он сел на табурет. — Это был Виталий.
— Так, Виталий… — Звягин встал, подошел к Тане, осторожно пощупал ее голову, посмотрел в глаза. — Ты как? Все в порядке?
— Да, в порядке. Если это можно считать в порядке, то да. — Из ее глаз впервые за ночь закапали слезы. — Саша, он сильный такой… Я ничего не могла сделать…
— Ничего, ничего, успокойся. Танечка, не надо плакать. С головой все нормально? Сотрясения нет?
— Да с головой-то все… нормально… — Она уткнулась лицом ему в грудь. — Саша-а-а…
— Ты можешь немного побыть одна? Таня! Послушай меня! Я сейчас отлучусь ненадолго, вернусь очень быстро.
— Куда ты?
— Куда-куда… Найду этого гада.
— Саша, ну ты подумай, вряд ли он отсюда домой поехал. — Вот за это он больше всего ее любил — за способность не терять рассудок ни при каких обстоятельствах, всегда следить за ходом событий. — Что-то он новенькое задумал, это точно. Прискакал среди ночи, на меня накинулся — что-то здесь не то.
— Ничего, найдется, я его из-под земли достану. Ты мне веришь?
— Сашенька, я верю тебе.
— Ну вот и хорошо, — сказал Звягин. — Вернее, ничего хорошего. Жди меня, Таня, я скоро.
Он прошел в комнату, достал из письменного стола свой любимец, револьвер «Чартер» — короткоствольное, мощное оружие 38-го калибра, сунул в карман. Второй пистолет, с которым он был в лесу, лежал в машине, под сиденьем. С этим гадом надо держать ухо востро — Виталий при всей своей внешней интеллигентности и чопорности мужик здоровый, опытный и беспощадный. Звягин, в отличие от многих других, общавшихся с Виталием Всеволодовичем, знал его с этой стороны достаточно хорошо.
— Саша… — Таня вышла из кухни в прихожую. — Саша, я боюсь. Приезжай скорее.
— Нечего уже бояться. Все кончилось. Я скоро. — Он вышел на лестницу со спокойным лицом, но лишь только за ним захлопнулась дверь, сжал кулаки и тихо завыл. Ну, Виталий, все, закончена совместная деятельность! Жить тебе осталось совсем недолго. Это, может быть, и к лучшему — сама собой решилась проблема, теперь все принадлежит ему одному, никакие обязательства теперь его не связывают с подонком Лебедевым. Надо же! Как же он решился на такое?
Звягин вел машину осторожно — всегда, когда шел на очередную операцию, он старался избежать досадных случайностей: задержек ГАИ за нарушение дурацких правил движения, автомобильных пробок. Конечно, вряд ли Лебедев сейчас спит дома, но в любом случае нужно с чего-то начать. По крайней мере удостовериться, что его там нет.
День вступал в свои права, машин было много, пешеходы спешили куда-то — Звягин не совсем понимал, куда могут люди идти в такую рань. Если верить средствам массовой информации — а он по многолетней привычке, оставшейся с прошлой, дотюремной жизни, каждый день читал свежие газеты, — все заводы, фабрики, все предприятия легкой, тяжелой, пищевой и непищевой промышленности стояли, работники их, вернее, бывшие работники, а ныне нищие, сидели дома без куска хлеба, страдали страшными болезнями, на лечение которых
Ничего подобного Звягин не наблюдал и удивлялся, как публика в большинстве своем принимает этот бред за чистую монету и серьезно обсуждает часами газетные сплетни о криминальной революции, о «России, которую они потеряли», о грядущем со дня на день окончательном развале страны. А все было наоборот: граждане по утрам спешили на работу, толпы прохожих, еще несколько лет назад серо-черных в основном тонов, теперь сверкали радужными расцветками одежд самых немыслимых фасонов. Они ели пирожки, бананы, мороженое, смеялись, целовались, жестикулировали и громко переговаривались. Трудно было поверить, что все они бандиты или проститутки.
Звягин прекрасно понимал, кому нужны все эти разговоры о повальной бедности и страшных унижениях простого народа. О бандитском беспределе и коррупции в верхах. Кому-то выгодно раздувать всю эту истерию, выгодно пудрить мозги людям, которые только ловят первые глотки свободы, только примеряют на себя новую одежду, еще не выбрав покрой по вкусу, только принюхиваются к новым запахам. Быстро, пока еще не привыкли к этому, все нужно отобрать, спрятать снова за крепкими стенами и выдавать особо отличившимся в гомеопатических дозах в качестве поощрения и приобщения. Гениальное изобретение — поощрять людей не солидными деньгами, не какими-то особыми, невероятными вещами, требующими затрат труда, финансов или фантазии, а лишить их всего, что необходимо иметь нормальному современному человеку: например туалетной бумаги или электрических лампочек, не говоря уже о таких изысках, как приличные носки или возможность съездить на недельку в соседнюю страну, и микроскопическими порциями подкармливать тех, кто будет за это добывать уголь, варить сталь и строить дворцы хозяевам.
Да, грядут перемены, что-то должно произойти. И Бам очень даже может пригодиться в этом случае. Все эти байки о власти бандитов в стране Звягин знал очень хорошо и знал также, что это всего лишь байки. А власть как была в руках таких, как Бам, так им и принадлежит до сих пор. И будет принадлежать. И кто вовремя не успеет пойти с ними в ногу, тот будет сметен мгновенно. Он знал и то, что все так называемые бандитские группировки власть может накрыть и ликвидировать в течение суток. Все, которые не будут ей нужны. И необходимо владеть информацией и оказаться по одну сторону баррикады с Бамами, иначе никакие заслуги и никакие таланты и способности не будут приняты в расчет — раздавят, как дождевого червя на проезжей части, и не заметят.
Звягин не стал заезжать во двор Лебедева, оставил машину на улице, развернувшись радиатором к Марсову полю, — в случае спешки там можно было выбирать путь в трех направлениях, через мост на Петроградскую или по обе стороны поля, куда светофор позволит. Он достал из-под сиденья пистолет с глушителем, засунув на его место револьвер — две «волыны», как он иногда называл оружие, могли пригодиться в случае осложнений. Лебедев явно имел какие-то обширные планы и мог оказать самое лихое супротивление.