Троглодит
Шрифт:
Как я и ожидал, мне предстояло «молотить» под индейца. А тлинкиты – это вам не команчи, они не по прериям скакали, они в основном по воде плавали. И ноги у них были кривые от постоянного сидения в каноэ, а не на лошади. С греблей и управлением лодкой у меня дело обстояло терпимо – в молодости довелось изрядно поплавать и на байдарках, и на каноэ. Кроме того, в отличие от, скажем, эскимосов и чукчей, тлинкиты были прекрасными пловцами и ныряльщиками, холодной воды они не боялись, поскольку приучались к ней с детства. Ну, холодом и меня не испугать, а вот плаваю я неважно – скелет слишком тяжелый.
Помимо прочего, вылез на поверхность и вполне экзотический нюанс. У меня имидж мужчины чуть старше средних
Так или иначе, но шесть недель спустя – безо всяких экзаменов – мне сообщили, что моя кандидатура утверждена. «Мозговой штурм» окончен, можно готовить снаряжение и «макияж». Наконец-то я расстанусь с международной бригадой специалистов по закачке в информации в чужие мозги!
Мои «ненастоящие» родители в детстве неустанно внушали мне, что я ничем не хуже сверстников, просто другой. И незачем этого стесняться, нужно приспосабливаться – недостатки скрывать, а достоинства развивать. Чем я неустанно и занимался много лет. Теперь же – став взрослым, мудрым и успешным – я обрел способность наблюдать и изучать себя как бы со стороны. И обнаружил, что в подсознании моем водятся тараканы, которых у прочих людей нет или они совсем мелкие. Среди прочих имеется и такой: принимать пищу я люблю в одиночестве – только так мне комфортно. Надо полагать, это дает себя знать древний инстинкт – жри, пока рядом никого нет, а то отнимут! Однако этого удовольствия в Сколково меня лишили: в процессе подготовки мне настоятельно рекомендовали завтракать, обедать и ужинать в общественном месте с использованием сервировки по максимуму – а ля XIX век, т. е. ножик в правой руке, а вилка в левой, птицу надо есть так, а рыбу – эдак. Мне преподали несколько уроков, а потом с шуточками-прибауточками посоветовали тренироваться самостоятельно. Зачем это?! А вдруг пригодится! Кто знает, куда тебя кривая вывезет! Может там – в прошлом – тебе придется сидеть за одним столом с Крузенштерном или Резановым! Может, умение непринужденно заправить салфетку за ворот и пользоваться десертным ножичком спасет тебе жизнь? Ох-хо-хо, может и спасет, конечно, но я так люблю брать мясо руками…
В тот вечер я, как обычно, отправился ужинать в местный общепит, куда кроме участников проекта никто не допускался. И обнаружил, что мои «мозговики» устроили здесь нечто вроде «корпоративчика» в честь окончания изнасилования моих мозгов. Они сдвинули столики, обставили их стульями и непринужденно общались, прихлебывая дорогие напитки из рюмок и бокалов. Среди этой разновозрастной и разноязычной публики посторонний человек ни за что бы не выделил двух индейцев – мужчину и женщину – носителей языка, который я выучил с нуля.
При виде меня, «мозговики» оживились и стали шумно звать к себе в компанию.
– Не пойду! – грозно прорычал я. – Потому что вы – палачи! Мучители! Как вы меня достали!!
– Александр, не переживай! –
– Вот и отдыхайте, – устало махнул я рукой. – Дайте человеку поесть спокойно! Видеть вас не могу!
Мою психику, мои реакции, шуточки и причуды эти люди, похоже, изучили лучше меня самого – общаться с ними было легко. Однако более-менее приятельские отношения у меня сложились только с моложавым (за 60?) французом по имени Жак. Он, кажется, был одним из лидеров команды и мировой знаменитостью в своей области. Едва я сделал заказ, как француз отчленился от компании и устремился к моему столику вместе со своим бокалом.
– Вы позволите, Александр?
– Садитесь! Но учтите: сейчас я буду есть мясо руками, чавкать и капать слюной на скатерть – это совсем не эстетичное зрелище!
– О-о, вам не удастся меня шокировать, не надейтесь! Просто мне жалко расставаться – вы удивительно интересный объект!
– Ах, я объект, да? Не субъект, значит?
– Александр, не придирайтесь к словам! Я имею ввиду ваш мозг, ваш интеллект!
– Да, – кивнул я, – интеллект у меня могучий. И что же вы с ним сотворили?!
– Ничего страшного! – рассмеялся француз. – Но скажите, Александр, почему же вы все-таки отказались от сканирования мозга? Это совершенно безопасная процедура – ее проходят ежедневно тысячи людей на планете!
– А вот я не хочу – имею право! Убеждения не позволяют!
– Вы опять шутите! Из-за этого нам пришлось подбирать методики для вас вслепую – почти две недели лишних мучений!
– Может, я мазохист, откуда вы знаете?
– Из показаний приборов, конечно! – рассмеялся француз. – Никакой вы не мазохист!
Что ж, ему эта тема кажется смешной, а мне нет. Проблема в том, что я, конечно, Человек, в смысле Homo, но не sapiens. Я только притворяюсь кроманьонцем. Это не так уж и трудно, поскольку живых неандертальцев никто не видел. По экстерьеру, анатомии и физиологии я, конечно, отличаюсь от обычной публики, но все эти отличия «в пределах допуска» для сапиенсов. А вот мозг устроен у меня как-то иначе, имеет какую-то другую анатомию. И демонстрировать это «чудо природы» мне нельзя, иначе остаток жизни я проведу в лабораториях. В принципе, можно, конечно, пожертвовать собой ради науки, но неформальную «подписку о неразглашении», данную мной в юности, никто пока не отменил. Так что извините…
– Я чувствую, вы что-то хотите от меня, Жак. Нет?
– Вот! – поднял изящный палец ученый. – Вы чувствуете, ощущаете, догадываетесь! А дальше? Ну!
– Легко! – усмехнулся я. – Могу пофантазировать. Скорее всего, вы хотите пригласить меня в свою лабораторию. Там вы сможете всласть покопаться в моем сознании и подсознании, отследить, какие участки моего мозга шевелятся в радости и в горе. Разумеется, если я вернусь из прошлого живым и не полным калекой. Верно?
– Почти! Можно сказать: да! И что?
– Я подумаю над вашим предложением, Жак. Но скажу честно: вряд ли. Что же такого экстравагантного вы во мне нашли?
– О, много чего! Но самое простое – то, что лежит на поверхности – это резонанс. Более точного термина для этого явления я пока не придумал.
– Да, что-то такое вы уже говорили…
– Конечно! Мы применяли к вам далеко не новую методику усвоения больших объемов информации. Она основана на том, что информационный массив разбивается на малые фрагменты, и каждый из них эмоционально окрашивается в разные оттенки, каждый получает свой вкус и запах. Мы научились задействовать в процессе обучения глубинные слои памяти и, кажется, даже подсознания. Попутная проблема – искусственно возбудить чувство, эмоцию. Вот тут вы нас поразили. На обычное локальное возбуждение ваш мозг реагирует странно – он вступает в резонанс с возбудителем!