Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
Мурзуфл состроил гримасу и, конечно, пожал плечами.
— Я пережил несколько лет тюремного заключения, так что и обыск переживу, пусть даже мои сундуки совсем опустеют. Это все же будет менее печально, чем опустошение моего города. Мои личные потери — не такая великая трагедия, как утрата городом его духовного богатства. Я люблю Станполи всей душой, — сказал он, стукнув себя кулаком в широкую грудь. — Все его жители очень любят свой город. Спроси любого, что он предпочтет — потерять собственный глаз или реликвии Станполи, и (хотя половина горожан вообще не ходят в церкви) он тут же вырвет свой глаз и предложит его тебе. Это величайший город в мире, и мы должны сохранить его таким. Исаак относится к святыням только как к товару, а я вижу в них прошлое и будущее Византии.
Грегор, все еще пребывая под влиянием увиденной святыни, черепа своего любимого почившего смертного, был тронут такими речами. Он глубокомысленно нахмурился. Видимо, всерьез обдумывал предложение Мурзуфла.
— Значит, ты говоришь, все городские реликварии будут спрятаны до тех пор, пока император не расплатится с долгом, после чего их вернут церквям? — Мурзуфл кивнул. — А где они будут спрятаны? — продолжал Грегор. — И каким образом?
Не успел Мурзуфл ответить, как из церкви раздался вой, и оттуда выбежал разъяренный старик, одетый просто, но достойно. Он почти бежал, подняв руки перед собой, словно собирался задушить невидимого врага. Я даже не сразу понял, что он преследует того, кто покинул церковь раньше его, не привлекая нашего внимания: одного императорского варяга, который нес красную котомку. Гвардеец был на голову выше своего дряхлого преследователя и просто делал вид, что того не существует. Не останавливаясь, не оглядываясь по сторонам, варяг вынес свою небольшую ношу из ворот двора, где к нему присоединились четверо товарищей, окруживших его со всех сторон для защиты. Потом все скрылись из виду. Старик продолжал свою гневную речь по-гречески, с очень четким, несмотря на гнев, выговором, так что даже я понял каждое пятое слово, большинство из которых оказались ругательными.
Джамиля, Ионнис и Мурзуфл, понимавшие все слова, обменялись мрачными взглядами. Как только варяги ушли, старик унялся и, повернувшись, побрел обратно во двор, что-то бормоча себе под нос. Тут он увидел Грегора.
Грегор хоть и явился в церковь без кольчуги и меча, но был светловолос и коротко стрижен, к тому же на спине у него был вышит крест — явно представитель захватнической армии. Ярость и ненависть исказили благородное лицо старика, и он возобновил свою пантомиму по удушению призрака, быстро подойдя к нам, а потом начал осыпать Грегора такими греческими ругательствами, что даже Мурзуфл покраснел. Грегор просто стоял и удивленно смотрел на старика, пока не вмешался Мурзуфл. Наш бровастый друг переключил внимание старика на себя и, спокойно взяв его за руку, увел в церковь, сочувственно что-то говоря.
— Что, скажите на милость, все это значит? — вопрошал Грегор.
— Гвардеец унес голову Иоанна Крестителя, — прошептала Джамиля. — По приказу императора Исаака. Старик сердит на Исаака, но гораздо больше он сердит на армию, требования которой и подтолкнули Исаака к такому святотатству.
На Грегора было жалко смотреть.
— Армия восстановила помазанника Божьего, императора, — возразил он, как велел ему долг. — Это заслуживает награды.
— Восстановление на троне Исаака гораздо важнее для самого Исаака, чем для старика, — вмешался Ионнис. — Святыня его волнует больше, чем император. Понимаете меня? Он пережил по меньшей мере семь императоров, а видит их раз в год, когда они приходят сюда поклониться святыне. Зато сама святыня, ее близость, оказывает на него благотворное влияние каждый день.
Мурзуфл, успокоив старика, вернулся к нам и ничего не сказал.
— Что теперь будет с реликвией? — спросил Грегор.
Мурзуфл горестно пожал плечами.
— Вероятно, она отправится с твоим проклятым Бонифацием в Ломбардию, так что сможешь поклоняться ей при его дворе. — Он бросил на Грегора пронзительный взгляд. — Разве тебя это не примиряет с кражей? Тебе от нее прямая польза. — Он постучал тыльной стороной ладони по груди Грегора, где на рубахе красовалось изображение зверобоя. — Ты, видать, испытываешь особые чувства именно к этому святому.
— Так и есть, но никакая кража никогда не принесет мне пользы, — сказал Грегор. — Наоборот, сделаю все, что смогу, лишь бы вернуть святыню на место. В прошлый раз мне это удалось, надеюсь, удастся и сейчас. И я помогу тебе защитить остальные святыни. Но где ты собираешься их прятать? И каким образом?
Мурзуфл с важным видом указал на меня.
— Именно поэтому я и послал за Блаженным. Самому мне не придумать, как это сделать. Знаю только, что это должно быть сделано. Я дам людей и немного денег, если понадобится, но этот сумасшедший чужестранец, — тут он ухмыльнулся, глядя на меня, — умен и везуч. Вот он-то и придумает план.
Я открыл было рот, чтобы высказаться, но Грегор жестом велел мне подождать.
— Если мы это совершим, то заслуга должна быть приписана и армии тоже, — сказал он Мурзуфлу. — Когда святыни будут возвращены на место, ты должен объявить всем благодарным горожанам, что этот план был совместно задуман и осуществлен греками и латинянами — не какими-то латинянами вообще, а именно теми, кто пришел вместе с армией пилигримов, не желающей никакого зла городу.
— Не имею к армии пилигримов никакого отношения, — возразил я, но под строгим взглядом Грегора сдался. — Ну ладно. — Мой взгляд устремился на Джамилю. — А что в таком случае получат иудеи?
— Это мы уже обсудили, — ответил Мурзуфл.
— Иудеи получат защиту, — сказала Джамиля. — Сокровища синагоги спрячут вместе с реликвиями, подальше от цепких рук Исаака, до тех пор пока император полностью не рассчитается с пилигримами, найдя другие средства. Иудеев грабят всегда первыми. Самуил поговорил с общиной и одобрил мое участие в осуществлении плана, каким бы он ни был.
— Ну вот, остается всего лишь один вопрос, — произнес Мурзуфл, с надеждой глядя на меня. — Что нам предпринять?
— Ну, это просто, — сказал я. — У кого-нибудь есть лодка?
На подготовку величайшего праведного ограбления во всей истории христианства ушло больше месяца. Случись мне дожить до ста лет и если мои подвиги будут увековечены в песнях, знайте, что я ничем в своей жизни так не горжусь, как присвоением тех святынь в обход Исаака.
Несмотря на то, что все обернулось скверно.
50
Мы интенсивно переписывались на греческом, используя латинский алфавит, или на французском, прибегая к греческим буквам. Мы с Джамилей зачастили на тот берег бухты и встречались в городе то с Мурзуфлом, то с Ионнисом — на границе сгоревшего района, или за собором Святой Софии, или у входа на Ипподром. Целых две недели я изучал обстановку, а затем почти три недели готовил остальных, занятых в операции. Весь этот месяц император Исаак продолжал возмущать набожных горожан, отбирая у церквей золотое и серебряное убранство. Принять Грегора он отказывался и не откликался на его просьбу вернуть церкви голову Иоанна Крестителя, из-за которой в городе начались беспорядки: в происшедшем в основном обвиняли жителей-латинян. Несколько человек даже погибли. Исаак так и не вернул реликвию, но хотя бы на какое-то время перестал отбирать у церквей другие святыни. Чем больше латинян бежало в ужасе из города, тем шире разрастался лагерь пилигримов, а ведь Исаак был обязан всех кормить. Теперь он боялся, что в городе начнут притеснять всех переселенцев подряд.