Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Рукав? А почему он не на мне? Или какой-нибудь другой поклонник успел освободить меня от одежды, пока ты был занят серенадами?
— Вот именно, — сказал я, продолжая расшнуровывать тунику. — Это был молодой Ричард.
— И мне понравилось?
— Но мои любовные песни тебе понравились больше.
Она состроила гримасу.
— Так и знала, что ты это скажешь.
— После того как ты подаришь мне свой рукав, я приму участие в турнире, а рукав будет привязан на конце моего копья.
— Нет! В самом деле? — Она зашлась смехом. — Галантная поэзия мучительно жестока. Просто из любопытства, — продолжила она, когда я закончил возиться со шнуровкой, — если бы ты должен был просто снять с меня одежду, чтобы овладеть мною, что бы ты сделал, после того как расшнуровал мне тунику?
Одна только фраза «снять с меня одежду, чтобы овладеть мною» настолько меня возбудила, что я мгновенно потерял всякую ловкость и не смог ее дальше раздеть, будто весь мой ум сосредоточился в одной-единственной части моего тела — и это были не пальцы.
— Мм. Это зависит от твоего желания, насколько быстро я должен увидеть тебя обнаженной.
Она рывком притянула к себе мою голову.
— Я хотела этого еще в прошлом году, — прошептала она и поцеловала меня. — И до сих пор хочу. Немедленно.
Я чуть не потерял сознание от восторга.
— Если шнуровка достаточно ослаблена… — начал я нервно, а сам провел рукой по ее спине, проверяя, насколько свободней теперь стала туника, после чего заставил Джамилю привстать. — Тогда, думаю, нужно поднять особу и посмотреть, получится ли снять с нее платье прямо через голову — ага, получилось!
Я снял с нее тунику и отшвырнул через голову, стоя на коленях на кровати. Джамиля осталась в одной длинной сорочке, и я с жадностью смотрел на нее, улыбаясь.
— Но разумеется, я бы никогда не подверг тебя такой грубости, как просто взять и сорвать с тебя тунику. Сделаем все как положено, утонченным образом. Сначала выиграю турнир, — сказал я, разглядывая, что можно, под тонкой льняной сорочкой.
Мне показалось, что груди у нее чуть больше, а талия чуть тоньше, чем они выглядели, когда она была полностью одета. Это нисколько не повлияло на мое желание, просто я умирал от любопытства самолично разглядеть все подробности. Как странно, что я так много о ней знал, хотя видел всего лишь полоску ее живота.
— После этого ты должна каким-то образом дать мне знать, что мы можем встретиться наедине и обменяться невинным поцелуем.
— А как я дам тебе знать? — спросила она, опустилась рядом со мной на кровать и, приподняв подол сорочки, начала отвязывать чулки. — Прислать тебе чулок?
Когда она сняла обувь, я и не заметил, а теперь она стянула короткие, до колен, чулки и предложила мне их вместе с подвязками.
Я принял дар дрожащими руками, но тут же отшвырнул в сторону, бросив на нее неодобрительный взгляд.
— Для первого раза сгодится, если нет ничего другого, но на будущее, умоляю, выбери более изысканный знак. Такой грубый предмет, как нижнее белье, говорит о недостатке утонченности. Мы же воспитанные люди, в конце концов; мы же вовсе не планировали… О боже мой, о господи…
Речь моя оборвалась, ибо она, завладев моими руками, направила их под сорочку и прижала мои ладони к мягкой ложбинке в том месте, где ноги соединялись с туловищем.
— Я не могу дольше рассуждать о предмете, в голове туман, — пожаловался я.
— Слава богу, — прошептала она и придвинулась ближе.
От ее теплого тела исходил особый аромат. Я рывком снял с нее сорочку свободной рукой, и тогда она предстала передо мной совершенно обнаженная, и моя рука оказалась совсем близко от того места, куда я стремился всем своим существом.
Ее кожа была темнее, чем у тех женщин, что я видел обнаженными, но даже при этом тусклом свете она не утратила своего блеска.
— Идеальным мое тело не назовешь, — сказала она.
— Это твое тело, оно обнажено, и оно рядом с моим, — ответил я. — Это не просто идеально, это чудесно.
— От обнаженности больше толку, если обнаженных двое, — сказала она и потянулась к моему поясу.
Я перехватил ее руку, прежде чем она дотронулась до него, и поцеловал каждый пальчик по очереди.
— Я сам все сделаю, а ты лучше ляг и постарайся смириться со своей судьбой.
— Есть ли опасность, что в моей судьбе примет участие твое тело? — спросила она с игривостью, окрашенной нетерпением. — Или ты намерен одними разговорами довести меня до наивысшей точки наслаждения?
Я развязал пояс и посмотрел на нее с удивлением.
— Неужели ты пребываешь в заблуждении, что тебе это понравится? Прости, но у нас, христиан, все по-другому.
Она приподнялась на одном локте, призывно и дерзко выставив полную грудь.
— Если ты немедленно не разденешься, то я завернусь в одеяло и пойду предлагать себя молодому Ричарду, — сказала она.
Ее нахально выставленная грудь словно умоляла о ласке, поэтому вместо ответа я припал губами к соску и провел по нему языком. Она упала обратно на кровать.
— Ну вот и начало, — произнесла она странным голосом, лежа на спине и слегка выгнувшись подо мною.
— Эй! — раздался знакомый голос. — А где все?
Я зарылся лицом в ее грудь, чтобы заглушить горестный крик, и почувствовал, как она вздрогнула, подавляя смех, а потом подняла голову и чмокнула меня в висок.
— Однажды, когда-нибудь, — прошептала она мне на ухо, — я заставлю тебя раздеться.
— Грегор, где ты, храбрый рыцарь? — пропел веселый голос на мелодию германской застольной. — Где сумасшедший бритт? Верные слуги, молодой или старый? А, вот и один хотя бы! Большой брат!