Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— И следующие несколько недель Бонифаций на мне отыгрывался, но я отличный воин, и он очень во мне нуждался, — удовлетворенно сказал Отто. — И вот теперь мы вместе.
Наступила многозначительная пауза.
Ее прервал глашатай, пришедший за Грегором, как тот и ожидал: Бонифаций, не заезжая в лагерь, поехал прямо во Влахернский дворец вместе с Алексеем и теперь хотел, чтобы Грегор присоединился там к нему в качестве личного охранника на время пира по случаю возвращения.
Неудивительно, что Отто на пир не пригласили. Для него это оказалось даже к лучшему: Бонифаций не смог обвинить его в том, что случилось дальше.
54
Мурзуфл, выполнявший обязанности младшего придворного, отвечал за организацию развлечений на праздновании по случаю возвращения домой, поэтому пригласил меня играть на лютне. Я отправился во дворец вместе с Грегором.
Ни один из нас не торопился вновь увидеть Бонифация или Алексея, но я хотя бы надеялся часть вечера провести в обществе Мурзуфла. (Мы с ним одинаково оценивали общую ситуацию, к тому же он блестяще передразнивал его сопливое величество. С Бонифацием Мурзуфл пока не встречался, но я был уверен, что он и маркиза сумеет отлично спародировать, если заранее возненавидел этого типа.) Поэтому после того, как Джамиля вернулась в Перу, а Отто с Лилианой перенесли свои пожитки в хижину, я поспешно облачился в свою лучшую красно-белую тунику, недавно сшитую для меня Джамилей, с отделкой явно в греческом стиле, хотя покрой был удобный, французский. Мне хотелось заскочить по дороге на переправу в дом Самуила и показаться ей в обновке (и вновь ее увидеть, и посмотреть на ее колени, и вспомнить, каково это — прижимать к ним ладонь). Но Грегор отказался сделать крюк.
Мы переплыли на противоположный берег, глядя, как в темноте нервно загораются огоньки костров: пятьдесят тысяч маленьких ярких точек. До пожара это были столбики дыма из пятидесяти тысяч труб на крышах.
Печать Бонифация позволила нам пройти во дворец, и мы оказались в огромном зале с золотым потолком и мозаичными нимфами на стенах. Грегора узнали еще у дверей и сразу провели к охранникам Бонифация; меня сопроводили в ложу музыкантов. Мурзуфл был назначен на этот вечер помощником домоправителя, ему предстояло следить за определенным участком зала. Увидев меня, он подмигнул и улыбнулся. Я в ответ кивнул.
Он снова подмигнул и указал в пол. «Сейчас, — сказал он мне одними губами. — Сегодня вечером».
Я ошеломленно повторил этот жест и переспросил одними глазами: «Сегодня вечером?» — имея в виду: «Мы что, раскроем план сегодня вечером?»
Мурзуфл улыбнулся, закивал, а потом игриво послал мне воздушный поцелуй и переключился на подбежавшего к нему слугу. У меня участился пульс. Мурзуфл благодаря своей роли при дворе имел кое-какие связи с казначеями. Должно быть, он успел разузнать, что Алексей привез домой достаточно награбленного или трофеев, чтобы расплатиться с армией. Это означало, что теперь можно с полной безопасностью достать реликвии из тайника. И вот теперь он начнет действовать в первый же благоприятный момент, как и обещал несколько недель назад. Грегор будет в восторге. Да, нам определенно будет что отпраздновать, но только попозже. С приятными предчувствиями я начал настраивать дворцовую лютню, наблюдая за тем, что творится в зале.
Маркиз Бонифаций, как всегда, выглядел лощеным красавцем. Он с видимым радушием заключил Грегора в объятия, словно три месяца назад они расстались лучшими друзьями и словно брат Грегора не наставил Бонифацию рога. Лица у обоих просветлели, и я догадался, что они обсуждают рождение маленького Герхарда Бонифация. Затем маркиз вновь занялся коронованными особами, возле чьих тронов он стоял. Грегор вместе с еще одним охранником занял пост за их спинами.
За время, проведенное в седле, император Алексей слегка обветрился, но не приобрел имперского величия. Его отец Исаак, которого даже здесь окружали астрологи, выглядел чуть ли не мрачным от встречи с сыном — несомненно, оттого, что теперь ему придется потесниться на троне.
Последние несколько месяцев сказались на Исааке не лучшим образом. Он выглядел старше своих лет, еще когда вышел из тюрьмы. Теперь же превратился в совершеннейшую развалину. Особенно это бросалось в глаза, когда он находился рядом со своей прелестной молодой супругой Маргаритой, с которой Бонифаций был исключительно галантен. Настолько галантен, что я пошарил в уме, пытаясь вспомнить, женат ли в настоящее время маркиз (Исаак, похоже, протянет не долго). Все четверо выслушивали приветствия придворных и армейских вожаков. Бонифаций время от времени сыпал комплименты в адрес Маргариты, восхищаясь ее прической и остроумием (она пока не проронила ни слова), и при этом склонялся к ней настолько близко, насколько позволяли приличия. Она вежливо улыбалась, а сама цеплялась за мужнину руку так крепко, что у нее побелели костяшки пальцев. Ох уж эти мне дворцовые интриги! Как я по ним не соскучился!
Неподалеку от этой компании держались двое мужчин, вероятно более могущественные, чем те четверо, вместе взятые: дож Энрико Дандоло и Константин Филоксенит, высокий и тощий, как тростинка, евнух, отвечавший за сокровищницу и, что самое страшное, в действительности управлявший варягами-гвардейцами. В отсутствие армии Дандоло регулярно навещал Филоксенита, проверяя, хорошо ли евнух охраняет некий тайник с серебром, который лучше было бы перевезти на другой берег, в лагерь пилигримов. Эти двое хоть и представляли противоборствующие стороны, но по характеру были очень похожи, а потому сразу нашли общий язык. Им было легче общаться друг с другом, чем с остальными придворными.
Перед двумя тронами появился Мурзуфл, его густая рыжая грива была аккуратно завязана сзади в пучок. Он отвесил низкий поклон и удостоился едва заметных кивков от всех четверых по очереди. В этом не было ничего удивительного: при дворе он занимал самый низкий пост. Бровастый пробормотал что-то в пустое пространство между Алексеем и Бонифацием, потупив взгляд. Я никогда прежде не видел, чтобы он вел себя так сдержанно.
Затем Мурзуфл поднял глаза и подмигнул Грегору. Тот напрягся в ожидании.
— К кому ты обращаешься? — спросил его Бонифаций.
— К вам обоим, господа, — ответил Мурзуфл. — Не могли бы вы любезно уделить мне минутку сегодня вечером? — Он не привык пресмыкаться, и я сразу понял, как тяжело ему это дается.
Бонифаций и Алексей переглянулись.
— Кто этот человек? — презрительно спросил Бонифаций.
Наступила пауза, пока Мурзуфл приходил в себя от такого обращения.
— Я сидел в тюрьме с императором Исааком, господин, — сказал он. — И меня освободили вместе с его величеством. Уверяю вас, его величество Алексей захочет выслушать мою новость.
— Можешь подойти после ужина, — решил Бонифаций и оглянулся на Грегора. — Позволишь этому человеку подойти к нам.
Грегор кивнул.
Обед, казалось, будет длиться бесконечно. Справа от Бонифация сидел мужчина лет пятидесяти, которого я прежде никогда не видел. Один из музыкантов, скрипач из лагеря пилигримов, прошептал мне, благоговея, что это не кто иной, как великий Рамбальд де Ваккера, старинный друг маркиза Бонифация, проделавший по суше весь путь от Пьемонта и присоединившийся к армии во Фракии. Скрипач сообщил мне, вытаращив глаза, что Рамбальд — самый популярный, самый талантливый трубадур из всех, когда-либо живших на свете.