Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Я тоже ничего не ел, — ответил я. — Ни за что не притронусь к ворованному.
Самуил горестно рассмеялся.
— Если только ты не хочешь вернуть нам украденное, то похвалы от меня не получишь. Если твой отказ от еды не принес никакого добра, то ты просто глупец, раз ходишь голодный, когда в этом нет никакой необходимости.
Я почувствовал обиду, но ничего не придумал в ответ. Джамиля на моем месте нашлась бы что ответить. За спиной Самуила раздался шум, он обернулся и, нахмурившись, заговорил по-арабски.
—
— Мне нужна помощь Джамили, — сказал я и добавил, чуть не подавившись: — Господин.
— Самуил… — просительно начала Джамиля, а потом дала себе волю, обрушив на него поток слов, которых я не разобрал.
Он что-то ответил, потом она ответила. Оба придерживались рамок вежливости, но явно спорили. Мужчины в комнате, все как один, были поражены: Джамиля почти не проявляла своего обычного характера, но все-таки посмела возражать Самуилу с той твердостью, которой ни я, ни, как видно, Самуил и все остальные жители Перы в ней прежде не замечали.
В конце концов Самуил коротко и сердито махнул рукой, после чего повернулся ко мне. Он жестом пригласил меня войти и указал на подушку, единственное свободное место. Я покорно сел. Все уставились на меня. Без особого дружелюбия.
— Слышал, вы обсуждаете «Морэ Невухим», — сказал я, использовав иудейское название книги, чтобы выпендриться в бесславной попытке развеять холод, воцарившийся в комнате. — Вы слышали взгляды Джамили по поводу учения Маймонида? Очень интересно.
С тем же успехом я мог разговаривать со мхом.
— Если с ней что-то случится или ее уговорят совершить поступок, бросающий тень на нас, то ты расплатишься своей кровью, — объявил Самуил.
— Око за око, — быстро проговорил я.
— Вечно это высказывание приводят невпопад, — сказал Самуил. — Оно имеет отношение к справедливости, а не к мести и означает, что если я вырву тебе глаз, то сам по доброй воле предложу тебе свой глаз в качестве возмездия. Понятно?
Я кивнул.
— Око за око. Клянусь.
Джамиля сразу согласилась пойти со мной, чем привела меня в восторг. Переправа через бухту все еще работала, хотя в столь поздний час услуга подорожала. Когда церковные колокола отзвонили последнюю службу дня в холодных сумерках, мы зашли на территорию старого дворца, миновали Ипподром с его правдоподобными скульптурами, собор Святой Софии, множество садов, вход в водохранилище, пока не добрались до ворот дворца Вуколеон, теперешней обители Исаака на южном берегу. Путь был долгим для двоих голодных, идущих пешком.
— Ты готова? — спросил я перед воротами.
— Думаю, да. Вряд ли сейчас будет так же опасно, как в прошлый раз.
— Тогда вперед.
Императору объявили о приходе Блаженного из Генуи, вежливо напомнив при этом, что его императорское величество виделся с провидцем и его прелестной толмачкой в день освобождения его императорского величества из тюрьмы — освобождения, которому в немалой степени поспособствовал Блаженный. Нам не пришлось долго ждать, прежде чем нас пригласили войти.
Дворец Исаака выглядел скромнее Влахернского дворца (где сейчас жил его сын), но все равно поражал ослепительной роскошью. Его Старческое Величество принял нас в маленьком зале, полностью отделанном темным мрамором. Он был в пурпурных туфлях, пурпурном с золотом одеянии и даже с короной на голове и сидел за небольшим инкрустированным столом, накрытым к ужину. Исаак только что закончил угощать четырех преданных звездочетов, различного возраста и объема, — все они были в красных одеждах, украшенных жемчугом, все разомлели от обжорства. Посреди стола на подносе лежали остатки полутуши быка, как мне показалось. Один из любителей попялиться на звезды отколупывал кусочки мяса и швырял их радостным собачкам у ног Исаака. Я покачнулся от голода и вцепился в руку Джамили. Моя помощница в ответ тоже пожала мне руку.
— Садись! — велел Исаак.
Я предложил стул Джамиле, зная, что все равно император ничего не видит, но Исаак что-то почувствовал и гаркнул:
— Женщина может постоять! Это взаимная честь. Никто не сидит в присутствии императора, но я уважаю людей, которые действительно понимают, что такое власть, и делаю для них исключение. Садись! — И он подождал, пока я сел. Джамиля осталась стоять, слегка опираясь на мое плечо. — Я тебя помню, — продолжал Исаак. — Ты убедил моего брата-узурпатора отречься от власти. Ты тот, кто говорит с Богом.
— Когда Он считает нужным, — добавил я.
Джамиля переводила, нервно и виновато улыбаясь звездочетам. Они не очень обрадовались при виде соперника.
— Что ж, Он явно желает говорить с тобой сейчас, иначе я не позволил бы тебе войти, — объявил Исаак.
Джамиля перевела эту очаровательную завершающую фразу и тихо добавила, движимая отчаянием:
— Убеди его дать нам поесть.
— Скажи ему, что я лучше слышу глас Божий, когда через мою глотку проходит кусок мяса.
Джамиля робко перевела. Звездочеты, поняв, что мы с ними одного поля ягоды и бессовестно блюдем в первую очередь свои интересы, подобрели к нам и отрезали от огузка несколько кусков мяса.
— И среди мошенников порой встречается благородство, — заметил я.
— Не стану это переводить, — не глядя на меня, пробормотала Джамиля с любезной улыбкой.
Как только нас накормили и даже преподнесли отличного вина, Исаак захотел знать, какие такие слова Божьи генуэзский чудак может ему передать.