Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
Я вновь припустил, прибежал, запыхавшись, к хижине, рывком распахнул дверь и заорал, прежде чем глаза привыкли к темноте:
— Сюда направляется Мурзуфл!
В углу отдыхала Лилиана, чей живот уже заметно округлился, а кроме нее, в хижине никого не было.
— Мы знаем, — сказала она.
— Где Грегор? — выкрикнул я.
— Бонифаций позвал его для усиления охраны, когда на переправе заметили Мурзуфла. — Она нервно улыбнулась. — А события обещают стать интересными. — Теперь она меньше улыбалась, но больше нервничала. — Так как сейчас здесь нет Джамили, то позволь мне настоять на том, чтобы ты ни во что не вмешивался. Прошу тебя. — Она чуть ли не виновато положила ладонь себе на живот. — Пожалуйста.
— Договорились, — сказал я.
Праздник святого Гилдуина,
27 января 1203 года
То, о чем собираюсь сейчас написать, — нижний предел глубочайшей пропасти, в которую только может упасть эта кампания.
Начну с того, что я, мессир Бонифаций и Мурзуфл оказались все вместе в шатре маркиза. В первую секунду мы просто смотрели друг на друга. На Мурзуфле были белый тюрбан и туника, а еще зеленые туфли — символ его власти. Он улыбнулся мне, как мальчишка, довольный тем, что нашкодил и остался безнаказанным. Я почти ожидал, что сейчас он отведет меня в сторону и попросит не держать на него зла.
— Зачем пожаловали? — резко спросил Бонифаций.
— Меня прислал его величество, — сказал Мурзуфл, переходя на такой же резкий тон. —
Я хотел спросить у Мурзуфла, что такого он сделал, что Алексей стал ему доверять, но потом решил промолчать. И когда представляю себе Алексея, такого слабого и перепуганного, вечно нуждающегося в совете старшего, а рядом с ним Мурзуфла, такого сильного и решительного, я почти верю, что мальчишка доведен до отчаяния.
— Вы должны понимать, — сказал Бонифаций, — что после нашей с вами последней встречи я не намерен доверять вам свою безопасность.
Мурзуфл закивал.
— Конечно. Пожалуйста, возьмите с собой любую охрану. То, что произошло между нами, — несчастливое стечение обстоятельств, когда каждый из нас делал то, что считал нужным. Сегодня же у нас с вами общая цель, и она весьма проста — оказать его величеству поддержку.
— Поехали, Грегор, — сказал Бонифаций, сделав взмах, каким подзывают к ноге охотничьего пса. Своему главному охраннику, Клаудио, он тоже подал знак.
Мы переправились, когда солнце уже заходило за горизонт. Мурзуфл без конца вел разговор, но только со мной. Ни к Бонифацию, ни к кому-либо другому он не обращался. Он рассказывал о всех своих греческих друзьях, с которыми я познакомился у него в доме прошлой осенью, делился новостями, в общем, болтал всякую ерунду. Я, разумеется, не отвечал, но это не мешало Мурзуфлу болтать с привычным для него юмором. Меня это раздражало по нескольким причинам, самая важная из них — как отразится на добром имени человека то, что враг обращается к нему по-дружески на глазах у его начальника. А еще мне было не по себе от того, как убедительно дружелюбно он держался, хотя я теперь знал о его предательской сущности. Этот тип, должно быть, не в себе. Все византийцы, которых я встречал, казались мне немного сумасшедшими.
Сумерки сгущались. Нас провели через ворота прямо во дворец. Там мы довольно скоро оказались в личных покоях императора — наверное, тех самых покоях, где побывали прошлым летом бритт и Джамиля, хотя император, разумеется, поменялся.
Император Алексей расхаживал по спальне, бледный и дрожащий, рядом с ним находился его последний лекарь. Нас пропустили с большой помпой, а затем велели, как всем прочим придворным, встать у стены. В первую секунду я обратил внимание не на самого Алексея, а на его лекаря — им оказался иудей по имени Самуил. Потом началась суета с представлениями, я отвесил поклон императору и получил возможность его разглядеть.
Императору Алексею нездоровилось. Он так и не возмужал и теперь уже не возмужает, не быть ему настоящим императором. Похоже, он давно не ел. Говорит, что его пытаются отравить. Он рассказал нам замечательную историю о толпе, собравшейся в Айя-Софии, чтобы избрать нового императора, хотя варяжская гвардия разорвет любого, кто посмеет ему угрожать.
— Ты мне нужен, Фацио, ты мне нужен, — всхлипывал император, вцепившись в руку мессира маркиза. — Я дам тебе все, что захочешь, если ты просто приведешь в город своих людей и разгонишь толпу! Пошли их прямо в церковь! Проси что угодно!
— Я хочу получить обещанное, — спокойно ответил мессир Бонифаций. — Особенно продукты. Ты должен немедленно отправить в лагерь провиант.
— Нам сейчас не найти столько провианта, — вмешался Мурзуфл. — Его величество расстроен и нуждается в вашем совете. Армия ему не нужна. Мы сами способны позаботиться о своем императоре. Как я уже говорил его величеству, варяги сумеют справиться с толпой, если только она сама не рассеется.
— Варягов не хватит на такую огромную толпу, — настаивал на своем Алексей.
— Если ваше величество позволит чужой армии вступить в город, то появятся более серьезные проблемы, чем какая-то там толпа, — предостерег Мурзуфл.
— Мы найдем способ раздобыть вам провиант, — сказал Алексей мессиру Бонифацию.
— А также деньги, которые вы нам должны, — продолжил маркиз. — Всю сумму. Завтра. Мы войдем в город и не покинем его, пока вы полностью не расплатитесь и не предоставите нам достаточно скота и зерна, чтобы продержаться месяц.
— Это невозможно! — злобно выкрикнул Мурзуфл и топнул ногой. — Сейчас глубокая зима! Мы заставим голодать половину города, если выполним ваше требование!
— Тогда сами разбирайтесь с избытком императоров. Желаю удачи, — сказал мессир Бонифаций и поднял руку, словно собирался подать мне и Клаудио сигнал к отходу, но император Алексей, запаниковав, вцепился в руку маркиза и опустил ее.
— Нет! Я все сделаю! Я найду деньги! — настаивал он.
— Лекарь, есть у тебя успокоительное для императора? — раздраженно поинтересовался Мурзуфл.
Все это время Самуил смешивал какое-то снадобье за столиком у окна.
— У меня почти все готово, — сказал он.
— Ты что, пытаешься меня отравить? — сурово спросил Алексей.
— Нет, ваше величество, — терпеливо ответил Самуил, не поднимая на него глаз.
— Алексей, — по-отечески строго обратился к нему мессир Бонифаций, и юноша оглянулся, как затравленный зверь, — ты и раньше говорил, что заплатишь нам, но не сделал этого. Мне нужно подтверждение. Прямо сейчас. Прежде чем покину эту комнату, я хочу иметь поручительство. Что-нибудь весомое. Сегодня. Или завтра я не приведу своих людей.
Лицо императора Алексея перекосилось, и он закричал:
— Но у меня ничего нет! Ради всего святого, Фацио, я ведь тебе уже отдал Крит.
— Что? — изумленно охнул я.
Алексей, вцепившись в руку мессира Бонифация, повернулся ко мне.
— Да, я отдал ему Крит, — сказал он. — За то, что он помог мне сесть на трон. Что еще ты хочешь, Фацио?
Мессир Бонифаций бросил в сторону Мурзуфла многозначительный взгляд.
— Для начала я бы не возражал получить голову Иоанна Крестителя. Несмотря на слухи, которые вы пытались распространить, чтобы вызвать ненависть к армии, вы знаете, что у нас нет этой реликвии.
— Она утеряна, — заявил Мурзуфл. — Но даже если бы она у нас была, мы бы не отдали ее вам. — После чего он широким жестом, который мне совсем не понравился, указал на меня: — Но возможно, отдали бы Грегору Майнцскому, вполне заслужившему это сокровище. Только не такому человеку, как вы.
Мессир Бонифаций наживку не проглотил, а задумчиво обвел комнату взглядом и сказал, улыбнувшись:
— В таком случае я хочу получить этот дворец.
Когда это было переведено, все греки рты пораскрывали.
Мурзуфл побагровел от гнева, но ничего не сказал.
— Ты хочешь владеть Влахерной? — переспросил император Алексей.
— Если ты не заплатишь армии все, что должен, значит, откроешь ей двери дворца Влахерны, как только мы разгоним толпу, — объявил Бонифаций. — Я поставлю у ворот отряд рыцарей, когда мы направимся в церковь.
Мурзуфл чуть ли не с пеной у рта, отчаянно жестикулируя, изрыгнул злобную речь по-гречески, которую трусоватый толмач перевел следующим образом:
— Господин Мурзуфл думает, что вам вообще не следовало приходить в Станполи.
Наступила
— Да вас из тюрьмы освободили благодаря нам! — возмутился мессир Бонифаций.
Толмач замялся.
— Господин Мурзуфл смотрит на это иначе, — наконец ответил он, потом повернулся к его величеству, и тот, хоть и был очень расстроен, одобрительно кивнул.
Самуил пересек комнату и протянул императору Алексею что-то выпить. Его величество взял чашку, вырезанную из слоновой кости, и скорбно посмотрел на ее содержимое.
— Надеюсь, ты не собираешься отравить меня, — сказал он.
— Разумеется нет, ваше величество, — ответил Самуил и, взяв императорское запястье, долго слушал его пульс, пока продолжался разговор.
Толмач виновато улыбнулся и сказал нам с мессиром Бонифацием:
— Господин Мурзуфл говорит, что императорский двор Константинополя уже несколько десятилетий повержен в хаос, что система рушится изнутри. Толпы черни обретают все большую силу, знатные семейства принимают решения, заботясь не обо всей империи, а только о своих собственных интересах. Где-то лет двадцать назад венценосная семья настолько ослабла, что, когда умер Мануил, [43] они даже не смогли изгнать ненавистную чужестранку и ее малолетнего сына, которых он оставил вместо себя. В то же самое время Венгрия захватила Далмацию, поднялся большой шум, но и тут никто палец о палец не ударил. Господин Мурзуфл говорит, что знатные семьи империи и есть ее злейшие враги. Узурпатор был всего лишь марионеткой в руках всей загнивающей олигархии. Господин Мурзуфл думает, что все равно через несколько лет система взорвалась бы изнутри. И мы освободились бы, не зная такого унижения, как задолжать чужой захватнической армии. Господин Мурзуфл полагает, что вы ставите себе в заслугу то, что произошло бы в любом случае.
Мессир Бонифаций разгневался от такой речи, но удержал себя в руках.
— Я назвал свои условия, Алексей, — сказал он. — Они не обсуждаются.
— Я их принимаю! — в отчаянии ответил император Алексей. Он выдернул руку из пальцев Самуила, отшвырнул пустую чашку в другой конец комнаты и, упав на колени перед мессиром Бонифацием, начал целовать ему руку. — Спасибо, Фацио. Господь благословит тебя за то, что ты даруешь мне еще один шанс. Немедленно приводи свою армию.
43
Мануил I Комнин, византийский император (ок. 1122–1180).
58
Грегор мрачно описал нам ситуацию, когда мы с Ричардусами при тусклом свете лампы помогали ему и Отто облачаться в полные боевые доспехи — всего пятый раз за целый год. Стояла глубокая ночь. Лилиана, с затуманенным взором, закрыв руками живот, в котором уже полных пять месяцев развивалась чья-то жизнь, наблюдала за ритуалом. Она испытывала ужас, потому что Отто отправлялся на битву, и сердилась на себя за это. А Отто пребывал в диком восторге, что наконец-то подвернулось настоящее дело, а не добыча съестного. Он не понимал, почему его брат, как и мать еще не родившегося ребенка, горюют по этому поводу.
— В город впустят всю армию… — начал объяснять Грегор.
— Город сам может позаботиться о себе, — сказал Отто. — Это с его-то извилистыми улочками, карнизами и тупиками? И полумиллионным населением? Меня больше в данном случае волнует армия. Пока никому не удавалось взять Константинополь.
— Вообще-то я думал о том, куда нас посылают, — устало произнес Грегор. — Мы собираемся войти в полном боевом снаряжении в самый большой храм Христа из всех когда-либо построенных. Еще полгода назад мы были там как пилигримы, а теперь собираемся войти военной силой… — Он пожал плечами. — Как обернется дело, не знаю, но все равно получится безобразие.
— Умереть с голоду — еще большее безобразие, — заверил его Отто. — Наконец-то мы получим все, что нам причитается! Хочешь возобновить паломничество? Мы так и сделаем, к первому марта! — Он подмигнул Лилиане. — Сойдем на сушу за месяц до твоего срока, а уж аббатств в Святой земле предостаточно, так что будет куда пристроить тебя на время родов. Жизнь прекрасна.
Лилиана заставила себя улыбнуться. Но никто, даже Отто, ей не поверил. Он жестом велел Ричардусам пока не надевать на него шлем и прогрохотал к ней, чтобы поцеловать в лоб.
— Я буду осторожен, — пообещал он, касаясь губами ее виска. — Ради вас обоих.
Потом конюхи подвели лошадей, оруженосцы помогли своим отяжелевшим от доспехов хозяевам взобраться в седла, а вокруг взволнованными, испуганными кучками жались остальные обитатели лагеря, наблюдая за происходящим. Меня уговорили сыграть несколько рыцарских баллад для окружения Бонифация. За час до рассвета кавалерия уже сидела в седлах, армия приняла боевой порядок и выслушала наспех проведенную мессу. Настроение у всех было беспричинно радостное. Воинам предстояло пройти маршем в глубь материка выше бухты, пересечь мост, затем вернуться назад по другому берегу к Влахерне, где их примет Алексей. После чего эта чужая захватническая армия промарширует через весь город к величайшей в мире церкви… И перед своим отъездом она совершит хорошее дело, а взамен получит и еду, и золото, и средства продолжить паломничество будущей весной. Наконец-то закончится проволочка. Византийский кризис явился для армии панацеей. Паломники вновь станут героями.
Однако, прежде чем они выступили в поход, через спокойную темную бухту кто-то переправился, шлепая по воде веслами.
— Мессиры! Мессиры! Мессир маркиз! — истошно вопил чей-то голос.
Кричавший лез прямо по крутому склону туда, где стоял Бонифаций, а рядом с ним — мрачный Грегор, а еще недоумок-менестрель, тщедушный и темноволосый. Держась поодаль от лошадиных голов, я распевал рыцарские песенки («Господь окружен врагами в своем святом царстве, вот и увидим, кто придет ему на помощь». И все в таком же духе). Это был один из шпионов Бонифация, обставивший свое появление жутким драматизмом.
— Мессир! — Он задыхался и чуть ли не бился в истерике. — Управляющий императорским двором Мурзуфл бросил императора Алексея в темницу и объявил себя новым императором!
Бонифаций пришел в ужас.
— Когда это случилось? — строго спросил он.
— Как только вы ушли, — ответил шпион. — Этот человек — воплощение предательства. Он заявляет, что Алексей предал Византию, позволив чужеземной армии вторгнуться в город. Его величество уснул, выпив приготовленного лекарем снадобья, а Мурзуфл его разбудил, предостерег, что из Айя-Софии ко дворцу движется разъяренная толпа, и уговорил потихоньку спуститься вниз, в подвалы, в чужом обличье и там, в тюрьме, заковал его в кандалы, после чего провозгласил себя императором.
— Раз так, мы поедем и вызволим его, — в бешенстве изрек Бонифаций. — Сначала сделаем это, потом убьем Мурзуфла, а уж затем направимся к собору Святой Софии.
Я выронил фидель, и он шмякнулся к моим ногам с протяжным гулом. Грегор со мной согласился.
— Мессир, — взволнованно сказал он, — я советую вам этого не делать. Сейчас там царит хаос. Изголодавшиеся воины не смогут выступить сосредоточенно, когда даже вы не знаете, какую дать им цель. Будет лучше, если вы велите отложить выступление в поход на день или два, пусть ситуация определится, и тогда мы поймем, чего на самом деле хочет Мурзуфл.
— Ясно, чего он хочет! — огрызнулся Бонифаций. — Ему нужен трон Алексея!
— Мессир, я с вами не согласен, — осмелился возразить Грегор. — За этими стенами сейчас находятся четыре императора, и Мурзуфл имеет прав на трон меньше всех, он единственный не был коронован. Просто смешно, что он называет себя императором. Я говорю так, потому что знаю характер этого человека. Мне не верится, что он намерен или даже надеется на самом деле стать настоящим императором. Просто это его стратегия, чтобы достичь какой-то другой цели. Он хочет убедиться, что его станут слушать, ибо считает себя единственным истинным представителем города.