Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Не оставляй меч здесь. Отнеси его Отто, парень! — приказал он, указывая вдаль. — Верни ему меч. Где Отто? Парень! Скажи, где Отто?
Мальчишка готов был разрыдаться.
— Меня… прислали только за тем… чтобы вернуть меч. И сказали, что новость вам сообщит кто-то другой.
— Какую новость? — взревел Грегор, выпучив серые глаза.
— Они сказали, мне не придется ничего вам рассказывать! — упорствовал мальчишка.
Я оторвался от Лилианы, подскочил к двери, схватил мальчишку за запястье грубее, чем хотел, и затащил обратно в комнату, заорав:
— О чем рассказывать? Что случилось с Отто? Он ранен?
Мальчишка, глядя на меня с ужасом, покачал головой.
— Попал в плен? — не отступал я.
Мальчишка покачал головой.
Внезапно у меня пересохло в горле.
— Тогда что?
— Они сказали, мне не придется ничего вам рассказывать, — прохрипел паж. — Отпустите руку.
В наступившей тишине я разжал пальцы. Ребенок вытянул шею и, посмотрев за мою спину, со страхом обратился к Грегору:
— Мне очень жаль, господин.
Грегор в ошеломлении не смог ничего сказать.
— Знаешь какие-нибудь подробности, парень? — тихо спросила Джамиля, стоя рядом с Лилианой.
— Я слышал, будто это был сам Мурзуфл, — ответил мальчишка. — Прямо здесь, на выезде из лагеря с северной стороны, оказалась засада. Они проехали совсем немного. Это ведь что-то значит, правда? Когда, чтобы сразить тебя, нужен сам император.
— Спасибо, парень, — очень тихо сказала Джамиля. — Можешь идти.
Первой сломалась Лилиана, зайдясь громкими рыданиями. Джамиля тут же обняла ее, и я подскочил к ним, пытаясь утешить и поддержать, когда она повалилась на пол.
Грегор продолжал не моргая смотреть на меч брата.
Акт V
ПАЛОМНИЧЕСТВО
Мурзуфл собрал своих людей и сказал: «Поглядите, разве я не достойный император? Никогда у вас не было такого достойного императора! Разве я не хорошо все сделал? Отныне нам нечего опасаться».
61
Я кинулся на поиски Ричардусов, пока Джамиля занималась Лилианой. Грегор, выслушав новость, не сдвинулся с места. Казалось, он был не в силах оторвать глаз от меча Отто.
Я послал Ричардусов к епископу Конраду, чтобы они принесли письменное обязательство Отто, составленное несколькими месяцами ранее, по которому часть его поместья в Германии переходила к Лилиане и ребенку. Скорее всего, оно не имело правовой силы, но мы с Джамилей надеялись, что Бонифаций своим письмом мог бы придать ему дополнительный вес в глазах семейства. Это означало, разумеется, что нам нужно было каким-то образом заручиться таким письмом от Бонифация.
Пока мы спорили, как этого добиться, я сидел рядом с Лилианой, обхватив ее за спину, и покачивался. Ее лицо было сплошь покрыто красными пятнами, но рыдания наконец утихали: Джамиля дала ей выпить успокоительного, от которого Лилиана постепенно впадала в оцепенение, а сама занялась Грегором, чтобы подготовить его к встрече с Бонифацием. Она стояла над ним, как строгая мать, пока он умывался, подстригал бороду, переодевался во все чистое впервые за несколько недель. Это напомнило мне тот ритуал, какому Лилиана подвергла меня в Венеции. Я еще крепче обнял ее.
Приобретя презентабельный вид, Грегор вновь уставился на меч. Джамиля повернулась ко мне.
— Ты не мог бы пойти с ним и поддержать словесно, если потребуется?
— Тогда Бонифаций узнает, что его придурковатый музыкант не настолько глуп и на самом деле из команды Грегора. Мне все равно, но эта новость не приведет его в хорошее расположение духа.
— Тогда постараемся убедить Конрада молвить за него слово. Грегор сейчас не в состоянии убеждать кого-то. — Она помолчала. — Нужно переправить Лилиану в аббатство. Возможно, Самуил знает, где здесь ближайшее. Тебе придется уехать прямо сейчас. До начала сражения.
— А вы с Самуилом не можете забрать ее с собой?
Она покачала головой.
— Самуил не позволит. Ради ее блага, да и его тоже.
Епископ Конрад пришел в хижину как стемнело. Слуг он оставил снаружи. Ему было явно не по себе, оттого что Джамиля не только была с нами, но и заправляла всем: в христианском доме скорби этим следовало бы заниматься христианке.
— Не беспокойтесь, ваше преосвященство, я не внушала им ереси о том, куда попадает душа после смерти, — сказала она вместо приветствия. — Принесли обязательство Отто?
— Сами знаете, оно едва ли к чему-то обязывает, — сказал Конрад, передавая ей документ.
Джамиля, в свою очередь, отдала его Грегору. Он взглянул на пергамент без всякого интереса, как медленно умирающее животное может взглянуть на пролетающего жука. Потом снова перевел взгляд на меч Отто.
— Может быть, и не обязывает, господин, но если Бонифаций подтвердит его своим письмом, родственники Отто, быть может, не сразу поспешат оспорить документ.
Грегор поднял голову и наконец вступил в разговор:
— У нас с Отто разные матери. Имение, предназначенное Лилиане, он унаследовал по материнской линии. Семейство у нас добросердечное, но очень набожное. Женитьба многое бы решила.
— Или видимость женитьбы, — поправил я.
— Я не стану участвовать в подобном обмане, — фыркнул Конрад.
— А я стану, — спокойно объявил я. — Ведь именно я повезу ее на родину.
— Он хотел жениться на мне, но я все отказывалась, думала о его интересах. Как бы он выглядел, заключив брак со шлюхой, — сказала Лилиана почему-то виноватым тоном. (Видимо, сложившаяся ситуация с наследством приводила ее в крайнее смятение.) — Если ребенок — это все, что от него осталось, то вряд ли его родственники нас прогонят. Они знают обо мне. Однажды его мать даже позволила мне сесть с ней за один стол.