Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
На лице его отразились разные чувства, причем одно быстро сменяло другое. Тем временем солдаты за моей спиной тихонько давились от смеха. Они дежурили на этом посту несколько недель и умирали от скуки, теперь же у них появилась надежда хоть как-то развлечься.
Мои слова, которые Джамиля прекрасно расслышала, заставили ее подбежать к окну. Наверное, она плакала, ее лицо было по-прежнему мертвенно-бледным.
— Что ты затеял? — с яростью прошептала Джамиля.
— Ты можешь уйти в любую минуту, — громко произнес я. — Охрана предупреждена.
— Я не могу так поступить. И если ты думал, что я уйду, то в тебе нет ничего человеческого.
— Мне что, войти
Эта реплика была произнесена с подчеркнутой жестикуляцией, чтобы охранники поняли, какие нешуточные страсти здесь разыгрываются. Они остались очень довольны.
— Не смеши людей, — сказал Самуил.
— Ага! Ты принимаешь вызов! — продолжал я. — Выходи и сразимся!
Самуил посмотрел с высоты своего роста вниз на Джамилю.
— Чего он добивается, дьявол его побери? — спросил он по-арабски (во всяком случае, произнес что-то в этом роде).
Ее ответ, тоже на арабском, вероятно, означал следующее:
— А это только дьявол и знает.
Самуил высунулся из окна, чтобы увидеть ближайшего охранника.
— Мне позволяется выходить? — спросил он и повторил вопрос на греческом.
Охранник проворчал что-то невразумительное и позвал старшего, который занимал пост у дверей. Тот давно подбирался к углу, чтобы самому посмотреть, из-за чего весь сыр-бор.
— Тогда придется мне войти внутрь и одержать над тобой победу в твоем собственном доме! — объявил я и, подтянувшись, начал карабкаться в окно.
Джамиля и Самуил, перепуганные, отпрянули в глубь комнаты.
Охранники тут же схватили меня и оттащили назад. Они хоть и веселились, но действовали жестко. Мне пришлось устроить целое представление, пытаясь вырваться из их лапищ.
— Этот мужчина забрал мою женщину! — бушевал я, пока меня волокли, держа за лодыжки и запястья.
Отойдя в сторону на несколько ярдов, они бросили меня на землю, но я сразу вскочил и ринулся обратно к окну.
— Требую удовлетворения, прежде чем уйду! Джамиля, переведи!
Но развеселившиеся охранники прекрасно все поняли и без перевода. Они не позволили мне залезть в окно, зато принялись делать ставки, кто из нас двоих победит в кулачном бою. Самуил все больше и больше негодовал, а Джамиля бормотала что-то по-арабски, стараясь его успокоить. В конце концов он замолчал и больше ни на что не реагировал, а тем временем мы с охранниками договорились, что я сражусь с Самуилом на кулаках, но только в пределах дома. Поединок закончится с первой кровавой ссадиной или сломанной костью. Джамиля достанется победителю. (Желание Джамили уйти с победителем не обсуждалось, даже когда она по праву толмача заговорила об этом.)
Охранники напросились в дом поглазеть на поединок, поэтому мы немного подождали, пока к нам не спустился тот, что дежурил на крыше. У меня отлегло от сердца, когда я увидел, что домочадцы Самуила теперь насчитывали только самого хозяина дома и Джамилю — должно быть, он распустил слуг, для их же безопасности, когда вся Пера снялась с места. Что ж, тем проще.
Мы с Самуилом стояли друг против друга в центре почти пустой главной комнаты. Нас разделяло два шага, не больше. Снаружи принесли факелы, чтобы всем было хорошо видно, как пойдет мордобой. Я нарочито стал готовиться к побоищу; Самуил — нет. Он смотрел на меня сверху вниз с сознанием собственного превосходства, которое несколько поубавилось, пока я закатывал рукава, прыгал, разминаясь, плевал на ладони и растирал руки. Он был старше меня всего на несколько лет, но
Я назначил Джамилю судьей, приказал стоять рядом с нами и не отходить в сторону, какой бы жестокой ни была драка, чтобы она могла объявить об окончании, если увидит причиненный ущерб. Ей также выпала честь дать сигнал о начале поединка, бросив на пол платок, или шарф, или рукав, или что-нибудь в этом роде.
— Благодарна тебе за… галантность, — неуверенно произнесла она, — но не доверяю ей и не хочу, чтобы вы дрались. Если ты ждешь меня, то тебе придется ждать еще много лет.
— Готов ждать вечность, — пробормотал я, не решаясь посмотреть ей в лицо, а лишь бросая взгляд в ее сторону.
Один из охранников немного знал французский и догадался, что она уклоняется от своих обязанностей, поэтому вызвался дать сигнал к бою вместо нее. Он поднял руку, а потом резко опустил, издав крик, после чего этот крик подхватили другие.
Я подскочил к Самуилу и двинул его как следует по плечу, оттолкнув к той стене, где начиналась лестница, ведущая наверх. Мой противник чуть не упал от изумления и испуга.
— Давай, — сказал я, — ударь меня! Ну же! Врежь посильнее!
Он с отвращением посмотрел на меня.
— Лекарь не имеет права причинять людям вред.
— Бей, тебе говорят! — закричал я и, подойдя поближе, ударил его по лицу.
Он невольно закрылся руками, как это делают девчонки, а я был уже совсем близко и сделал вид, что собираюсь снова дать ему пощечину, тогда он со злостью перехватил мои запястья и начал отталкивать меня назад.
— Ты осел! — Мой крик был подчеркнуто громким. — Пусти!
Я тряхнул руками, словно пытался изо всех сил отделаться от него, но Самуил цепко меня держал, не позволяя снова его ударить. Поняв, что он не отпустит меня, я развернулся так, что мы поменялись с ним местами, и оба приблизились к лестнице.
У подножия лестницы я вдруг испугался, не последует ли какое-то неловкое движение с его стороны, но Самуил, хоть и был совершенно сбит с толку моим поведением, понял, что нам нужно попасть на второй этаж. Посомневавшись немного, он выпустил мои запястья и умудрился стукнуть меня довольно сильно по корпусу. Чего он никак не ожидал, так это наткнуться на доспехи у меня под рубахой — не только толстую веревку, обмотанную вокруг в несколько слоев, но и голову Иоанна Крестителя, принять которую у Грегора не хватило великодушия. Она покоилась в красном мешочке под всеми слоями веревки. Поэтому от удара досталось не столько мне, сколько ему самому. Мы оба сделали вид, будто все наоборот: я согнулся пополам, хватая ртом воздух, а он отвел руку назад, чтобы вновь нанести удар, и тогда, изобразив панику, я повернулся и начал карабкаться по лестнице. Он полез за мной, хватая меня за ноги и крича. Я испуганно заголосил. Варяги хлопали в ладоши и улюлюкали, в восторге, что денежки не пропали зря. Гвардейцы сами вручили Джамиле светильник и жестами велели подниматься, весело напутствуя, чтобы следила за нами повнимательнее. С момента моего первого удара они сразу начали поднимать ставки. Теперь мы оба тянули на пять монет каждый, примерную стоимость нового набора скрипичных струн.