Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
Я грустно, но вежливо улыбнулся, и он понял, что я ему не верю.
— Нет, серьезно! — распетушился Мурзуфл. — Не сейчас, так как нам нужно идти на коронацию, но завтра или послезавтра я тебя разыщу, и мы поговорим об этом… и о других делах, — добавил он, посерьезнев. — А до тех пор, Блаженный… — Он многозначительно погрозил мне пальцем. — Не куксись из-за какой-то женщины, тем более той, которая, как я уверен, хочет заполучить тебя. Ты вернешь ее довольно скоро. Она умная и знает, что вы с ней пара.
Ионнис хоть и волновался о моей судьбе, но все же я один возвращался к переправе, или в Венецианский квартал, куда на самом деле и хотел
Праздник святого Стефана,
2 августа 1203 года
В первое же утро правления его величества Алексея IV я отправился к мессиру Бонифацию узнать, когда мы погрузимся на корабли.
— Император пока не предоставил нам вторую часть того, что должен, Грегор, — сказал мессир Бонифаций.
— Быть может, он расплатится сегодня? Вы говорили, он отдаст деньги сразу после коронации. Сегодня второй день после коронации, мессир. Когда он передаст деньги?
— Не знаю, Грегор.
— Вы, как видно, не торопитесь двинуться дальше, мессир.
— Сегодня император приедет сюда на встречу со мной, и я подниму этот вопрос, — ответил мессир Бонифаций.
— Вы слышали, что Исаак отобрал реликвию у церкви возле Влахерны — лоскут от одеяния Святой Девы? Начались беспорядки. Если мы и впредь будем провоцировать мятежи, то обстановка в городе останется неспокойной, — продолжал настаивать я.
— Конрад упоминал о происшествии. Что ж, мы с его величеством обсудим и это.
— Я могу поприсутствовать?
Мессир Бонифаций:
— Боюсь, твоя германская прямота, достойная восхищения, будет воспринята не очень благосклонно византийским сувереном.
— Ладно, ладно, — сердито сказал я, когда Грегор пересказал свой разговор с маркизом.
Пришлось отказаться от намерения свернуться калачиком на полу и помечтать о Джамиле, по крайней мере, на время, пока буду играть в шатре у Бонифация.
В тот день — как и на следующий, а затем каждый день в течение недели — Алексей переправлялся через бухту на королевском парусном судне и проводил полдня в шатре у Бонифация, где, могу вам с уверенностью заявить, Его Недавно Коронованное Императорское Сопливое Величество (в пурпурных туфлях и пурпурных одеяниях) почти все время играл в азартные игры, напивался и неуклюже флиртовал со всеми женщинами подряд, включая Лилиану (которая, разодетая в роскошные наряды и с застывшей улыбкой на лице, избегала на меня смотреть и вышла из шатра в тот единственный раз, когда мне удалось ей подмигнуть). Каждый вечер мы по нескольку раз исполняли любимую песню его величества. Он был в восторге оттого, что я знал и византийские, и восточные мелодии. Его вкусы также странным образом тяготели ко всему германскому, но я и тут не подвел, включив в свой репертуар ритмичные аллегорические
Маркиз сам никогда не напивался и, видимо, с каждым разом все больше приходил в ужас от поведения Алексея, но все же продолжал разыгрывать этакого благодушного папашу. В первый же день, как он и обещал Грегору, маркиз действительно завел разговор об оставшихся деньгах. Но, видя, как расстроился его величество, услышав о деньгах, он ни разу больше об этом не заговаривал — такая странная слабость как-то не вязалась с Бонифацием. Получалось, что его почему-то устраивает состояние неопределенности. Ради Грегора мне захотелось узнать почему.
Я сомневался, что Лилиана оставалась у маркиза только по собственной воле, но не верилось, что она чувствует себя несчастной здесь, где ее так баловали. К этому времени меня привыкли видеть среди лизоблюдов, наводнявших шатер маркиза, поэтому я мог свободно передвигаться по его личной территории. Как-то вечером, через несколько дней после коронации, я сослался на то, что мне необходимо облегчиться, а сам пошел на женские голоса и в конце концов оказался возле открытой кухни, где столкнулся лицом к лицу с Лилианой.
Она появилась из самой темной палатки, заменившей буфетную, с новым кувшином вина для пьяниц из компании Алексея. Наряд на ней был роскошный, но очень откровенный, напоминавший арабский стиль, — ярко-синий, усыпанный жемчугом, без рукавов. Вместо юбки — три больших овальных куска ткани, едва закрывавших колени и грозивших открыть все до пояса при порыве ветра.
— Какая прелестная туника, — спокойно произнес я вместо приветствия. — А денег на полный наряд у Фацио не хватило?
Лилиана охнула и резко остановилась.
— Неужели жемчужины — от его величества? Продукт одной устрицы в обмен на услуги другой?
Сознавая, что мы не одни, она взяла себя в руки и ответила в полный голос:
— Чего ты хочешь, маленький лютнист? Скопил гроши, чтобы купить час моего времени?
Она улыбнулась своими восхитительно полными губами, но как-то неестественно, чуть ли не подобострастно.
— Какова теперь твоя цена, госпожа? — поинтересовался я и, слегка понизив голос, добавил: — Знаю одного парня, готового отдать свою печень, лишь бы…
Улыбка на ее лице чуть дрогнула.
— Пусть побережет ее для кого-нибудь помоложе.
Я приблизился на шаг и рискнул прошептать:
— Хочешь, вызволю тебя отсюда?
— Это была бы пустая трата времени, — прошептала она в ответ, нервно озираясь. — Маркиз тогда просто забрал бы меня вновь.
— Ты что, не можешь сделать так, чтобы он потерял к тебе интерес? Почувствовал бы к тебе отвращение?
Она бросила на меня какой-то странный взгляд, с большой долей сарказма, но вслух ничего не сказала — значит, сочла мое предложение смехотворным.
— Тогда что мне сказать Отто? Нам нет от него покоя.
Лилиана изменилась в лице. На секунду она стала той, прежней, а потом усилием воли снова нацепила на себя маску непроницаемости и ответила:
— Скажи ему, чтобы нашел себе другую женщину. Все равно с самого начала было ясно, что нам быть вместе недолго. Вскоре я стану слишком старой, чтобы привлечь его внимание. Все происходит быстрее, чем казалось, только и всего. Те усилия, что он потратит, дабы вернуть себе свою шлюху, не стоят того короткого времени, что нам осталось провести вместе. Бонифаций на двадцать лет старше меня, поэтому с ним у меня совершенно другой счет.