Трон из костей дракона. Том 1
Шрифт:
– Нет, благодарю вас, святой отец, – заговорил он, переходя на формальную речь. – Они просто посмеялись надо мной. Никакого вреда.
– Ну это хорошо, очень хорошо… Кстати, прошу меня простить, я не представился. Я брат Кадрах эк-Краннир, монах ордена Вилдеривана. – По его губам промелькнула быстрая самоуничижительная улыбка, и Саймон почувствовал, что от него пахнет вином. – Я прибыл с принцем Гвитинном и его людьми. А как зовут тебя?
– Саймон. Я живу в Хейхолте. – Он сделал неопределенный жест в сторону замка.
Монах снова улыбнулся, ничего не ответил, лишь повернулся, чтобы посмотреть на проходившего мимо хирка
– Существует мнение, что хирка умеют говорить с животными, ты об этом слышал? В особенности со своими лошадьми. И животные их прекрасно понимают. – Монах с усмешкой пожал плечами, чтобы показать, что религиозный человек не может верить в такие глупости.
Саймон не ответил. Конечно, он слышал подобные истории про диких хирка. Конюх Шем клялся, что все они чистая правда. Хирка часто появлялись на рынке, где продавали по запредельным ценам красивых лошадей и сбивали с толку местных жителей трюками и головоломками. Задумавшись о них – а в особенности об их дурной репутации, – Саймон положил руку на кошелек и покрепче его сжал, чтобы убедиться, что все монетки на месте.
– Спасибо за помощь, святой отец, – наконец сказал Саймон, хотя и не помнил, чтобы монах сделал что-то полезное. – Мне пора. Я должен купить приправы.
Кадрах долго на него смотрел, словно пытался что-то вспомнить, обнаружить на лице Саймона какую-то подсказку.
– Я хочу попросить тебя об одолжении, юноша, – наконец заговорил монах.
– И о чем именно? – с подозрением поинтересовался Саймон.
– Как я уже говорил, я впервые в Эрчестере. Быть может, ты согласишься послужить некоторое время моим проводником? А потом сможешь заняться своими делами – после того, как совершишь хороший поступок.
– Вот вы о чем. – Саймон почувствовал облегчение.
Сначала он хотел отказаться – не так уж часто он мог провести часть дня на рынке, без сопровождения. Но когда еще он сможет поговорить с монахом-эйдонитом из языческого Эрнистира? Кроме того, брат Кадрах не походил на тех, кто станет запугивать историями о грехах и проклятии. Саймон снова оглядел монаха, однако его лицо сохраняло невозмутимое выражение.
– Ну наверное… я хотел сказать, конечно. Пойдемте… вам интересно посмотреть на танцоров наскаду на площади Сражений?
Кадрах оказался занятным спутником. Хотя он говорил свободно, рассказал Саймону о путешествии из Эрнисдарка в Эрчестер вместе с принцем Гвитинном, во время которого они отчаянно мерзли, часто шутил о прохожих и их разнообразных экзотических одеяниях, Кадрах казался сдержанным, постоянно наблюдал за происходившим вокруг и смеялся собственным шуткам. Они с Саймоном довольно долго бродили по рынку, смотрели на столики с пирожками и сушеными овощами, расположившимися вдоль стен магазинчиков на Главной улице; принюхивались к теплым ароматам из пекарен и лавок, где продавали жареные каштаны.
Монах перехватил грустный взгляд Саймона и настоял на том, чтобы купить ему грубую корзинку из соломы с жареными орешками, и заплатил за нее медной монеткой, которую ловко выудил из кармана серой сутаны. После того как они обожгли пальцы и языки, пытаясь полакомиться тертой ореховой массой, им пришлось признать поражение – и ничего не оставалось, как стоять,
Затем они остановились посмотреть пьесу из жизни Усириса, которую актеры исполняли для толпы визжавших детей и восторженных взрослых. Куклы делали реверансы и кланялись, Усириса в белых одеяниях преследовал император Крексис с козлиными рогами и бородой, державший в руках длинную, зазубренную пику. В конце концов Усириса поймали и повесили на Древе Казни; Крексис, кричавший пронзительным высоким голосом, прыгал вокруг и мучил прибитого гвоздями к дереву Спасителя. Возбужденные дети громко проклинали скакавшего императора.
Кадрах подтолкнул Саймона в бок.
– Видишь? – спросил он, наставив толстый палец на переднюю часть сцены кукольного театра.
Занавес, свисавший до земли, взвился вверх, словно подул сильный ветер.
Кадрах снова толкнул Саймона.
– Разве тебе не кажется, что это замечательное изображение нашего Господа? – спросил он, не отводя взгляда от колеблющейся ткани. На сцене отплясывал Крексис и страдал Усирис. – Пока человек играет свой спектакль, кукловод остается невидимым, мы узнаем Его не по внешности, а по тому, что делают куклы. Иногда занавес шевелится, и это скрывает Его от верных зрителей. Но мы благодарны даже за движение за занавесом – благодарны!
Саймон не сводил глаз со сцены; наконец Кадрах отвернулся от кукольного представления и посмотрел юноше в глаза. Странная печальная улыбка искривила уголок рта монаха, и для разнообразия его взгляд вполне соответствовал выражению лица.
– О мальчик, – сказал он, – что ты можешь знать о религиозных вопросах?
Они погуляли еще немного, прежде чем брат Кадрах распрощался с Саймоном, напоследок с жаром поблагодарив за гостеприимство. После того как монах ушел, Саймон еще долго продолжал бесцельно бродить по рынку, а когда клочки неба, которые он видел между натянутыми над головой навесами, стали темнеть, вспомнил о своем задании.
У прилавка продавца пряностей Саймон обнаружил, что его кошелек исчез.
Сердце у него в груди забилось быстрее в три раза, когда он в панике попытался сообразить, что с ним происходило. Он не сомневался, что кошелек висел у него на поясе, когда они с братом Кадрахом остановились, чтобы купить каштанов, но больше не удалось вспомнить ни одного момента, когда кошелек оставался у него. Так или иначе, но сейчас он исчез – и не только вместе с его собственной медной монеткой, но и с двумя пенни, выданными ему Джудит!
Саймон тщетно искал кошелек на рынке до тех пор, пока небо в просветах навесов не стало черным, точно старый чайник. Снег, который почти не ощущался прежде, стал холодным и мокрым, когда Саймон с пустыми руками вернулся в замок. Куда хуже взбучки – как Саймон обнаружил, когда явился без пряностей и денег – был разочарованный взгляд милой, толстой, вечно испачканной в муке Джудит. Рейчел также использовала свой самый несправедливый гамбит, наказав его лишь выражением, полным отвращения, и обещанием, что он сотрет пальцы до костей, отрабатывая потерянные деньги. Даже Моргенес, к которому Саймон направился, частично надеясь на сочувствие, несколько удивился легкомыслию юноши. В целом, хотя ему и удалось избежать побоев, прежде он никогда не жалел себя так сильно.