Трон знания. Книга 3
Шрифт:
Встречаясь с мрачным связным, Хлыст расспрашивал о семье. Тот говорил, мол, не волнуйся, они под присмотром, передают привет и ждут своего кормильца летом в отпуск.
За восемь месяцев Хлыст не раз порывался всё бросить и проведать жену с детьми, и каждый раз отказывался от этой затеи. Причин было уйма. Сначала боялся, что где-то нечисто сработал, и за ним потянется «хвост». Потом решил накосить деньжат побольше, чтобы побаловать семью подарками и оставить кругленькую сумму на расходы. Затем из-за небывалых метелей и диких морозов пришлось задержаться на севере страны.
В начале ранней и настойчивой весны связной перевёл его в очередной город и сказал,
Прошлым летом он не успел рассмотреть окрестности посёлка, где нашло пристанище его семейство. И теперь шёл через луга и рощицы, перебирался через мелководные речушки и мысленно благодарил треклятого Крикса. В приисковом селении, где раньше жила и невыносимо болела Таша, всегда дул пыльный ветер, землю выжигало безжалостное солнце, и вокруг на десятки миль не было ни единого деревца. Теперь его семья живёт в раю.
На рассвете Хлыст вышел из молодого ельника, стянул с головы кепку, вытер лицо. Впереди, между зелёными холмами раскинулся посёлок. Дома тонули в полупрозрачной дымке, но острые пики шатровых крыш уже вонзались в светлеющее небо. Стояла безмятежная тишина, какая бывает только в месте, освящённом добрыми делами.
Хлыст поправил на плече котомку и пошагал через огромную поляну, усеянную желтоголовыми одуванчиками. На краю поляны замешкался. Он никогда не дарил Таше цветов и не признавался ей в любви. Всегда считал, что телячьи нежности мужчине не к лицу. А сейчас вдруг захотелось застелить постель цветами и, пока детишки будут увлечены подарками, повалить жену на жёлтый мохнатый ковёр и прошептать ей на ухо, как сильно он её любит.
Посматривая то на посёлок, то на одуванчики, Хлыст топтался на месте. Незнакомое желание боролось со страхом выглядеть смешным. И проиграло. Прижимая ладонь к груди, Хлыст шёл вдоль домов, разглядывая окна. За одним из них спит его семья и не догадывается, какой счастливый день их ждёт.
Ворчливо закудахтали куры. Лениво затявкали собаки. Сонно замычала скотина. Послышался плач младенца. Где-то зазвенела колодезная цепь.
Сделав пятый круг по крайней улице, Хлыст остановился. Сердце приготовилось вылететь из груди. Небольшие домики походили друг на дружку: бревенчатые стены, окно, выходящее во двор, крылечко на три ступени, керосиновый фонарь над дверью.
— Кого ищешь, мил человек? — прозвучал надтреснутый голос.
Хлыст поправил повязку, прикрывающую пустую левую глазницу, натянул кепку на лоб и повернулся к старухе:
— Не подскажешь, где дом Таши?
Старуха сняла с плеча коромысло, поставила пустые вёдра на землю:
— Таши? А ты кто такой?
— Знакомый. Приятель её мужа.
— Приятель мужа?
Хлыст растянул губы в улыбке:
— Да. Мы вместе с ним работали в Викуне. Он остался, я привёз ей привет и гостинцы.
Старуха запрятала прядку волос под выцветший платок:
— У Таши есть муж? Она ничего не говорила.
Хлыст пожал плечами:
— Я не знаю, что сказать. — Посмотрел по сторонам. — Где её дом?
— За твоей спиной.
Хлыст обернулся. Окно закрыто ставней. На двери навесной замок. Во дворе, поросшем реденькой травой, ни единого следа.
Хлыст открыл калитку, подошёл к крыльцу. Помедлив, поднялся по ступеням. В ушах тягуче застучало: туф, туф…
— Таши нет, — сказала старуха.
— А где она?
— Её совсем нет.
Хлыст упёрся руками в дверь. Внутри всё сжалось в точку.
— А дети?
— И дети с ней.
Хлыст сел на крыльцо. На ветру покачивался розовый куст под окном. Над цветами гудели пчелы. В синем небе кружили белые голуби. Кругом такая красотища. В такой красоте нет места горю. Из глотки вырвался смех.
— Что ты мелешь, бабка?
Старуха пересекла дворик, уселась рядом с Хлыстом:
— Днём было тихо, солнечно, и враз налетело, закружило. Снег повалил, ни зги не видно. А тут ревёт корова и ревёт. Вечер ревёт, ночь ревёт. Мы утром пришли, а тут нет никого. У коровы вымя распёрло, еле спасли. К обеду пурга чуток утихла. Мы походили, поискали. Не нашли. Потом двое приехали. Один такой здоровый, кулак большой. Второй поменьше и попроще, волосёнки будто на солнце выгорели. Они и раньше приезжали. Я как-то спросила у Таши: «Кто такие?» Сказала: «Хорошие люди». Так вот, они приехали, подняли всех на ноги. Их неделю искали, всё без толку. А когда сугробы растаяли, нашли. Может, ходили куда или просто гуляли, их и замело. До посёлка рукой подать, они в пурге не разглядели. — Старуха вздохнула, погладила ладонями застиранный фартук. — Так и сидели на саночках, обнявшись. Мы не смогли разогнуть им руки, боялись кости сломать. Так и похоронили в обнимку. Вот такие дела, мил человек.
— Где… — Хлыст прокашлялся. — Где похоронили?
Старуха махнула поверх крыш:
— В берёзовой рощице, на пригорке.
— Покажешь?
— Сам найдёшь. На могиле три камушка.
— Почему три?
— Ну как же? — удивилась старуха. — Таша, дочурка Тоола и сынок Матин.
— А Тормун где?
— Тормун? Старшенький что ли? Так его нет давно. Как ушёл на заработки, так не появлялся. — Старуха сжала Хлысту колено. — Я принесу ключ от дома. Подождёшь?
Хлыст поднялся:
— Не надо. Это не мой дом.
Могила с тремя разными по величине камешками находилась на краю кладбища. Берёзы шелестели молодой листвой, сварливо щебетали птицы, по рыхлой, не успевшей затвердеть земле бегали муравьи. Хлыст бросил котомку, встал перед могилой на колени и раскинул руки.
Солнце доползло до зенита, покатилось к горизонту. Тени вытянулись, смешались с сумерками. Птицы умолкли, и всю ночь тишину нарушал только шёпот берёз.
На рассвете Хлыст вернулся к дому. Из сарая выкатил тележку, на которой Таша вывозила навоз из коровника. Возле колодца долго драил кузов, пока железо не засверкало на солнце. Под взглядами селян, высыпавших на крайнюю улицу, целый день сновал между поляной и кладбищем и не успокоился, пока не сорвал последний одуванчик. Могила превратилась в холм из жёлтых цветов.
Хлыст вытащил из котомки отрез материи и штапельный платок и подсунул под большой камень. Перед камнем поменьше положил альбом и цветные карандаши. Возле маленького камешка посадил куклу. Достал клетчатую рубашку. Немного подумав, спрятал обратно в котомку — старшего сына здесь нет.
Зарылся лицом в одуванчики:
— Люблю.
На закате дня стёр рукавом с лица жёлтую пыльцу и, уже отойдя от могилы, оглянулся:
— До скорой встречи.
Спустя некоторое время Хлыст добрался до Рашора. В этом большом городе на востоке страны он ни разу не был, но слышал в искупительном поселении от приятеля, что если хочешь «раствориться» — лучшего места не найти. И действительно, часть города занимали «муравейники» — рабочие районы и кварталы для бедноты — с множеством пустырей, заброшенных строений и проходных дворов. А если на хвост подсядут стражи, всегда можно скрыться в Ведьмином парке — так назывался дремучий лес в окрестностях Рашора.