Трон Знания. Книга 5
Шрифт:
— Сварюсь.
Эйра порылась в настенном шкафчике и протянула ему лезвие:
— Режь вдоль. Поперёк режут новички.
Анатан вытаращил глаза:
— Ты чего это?
— Режь вены!
— Я что, дурак что ли?
— Уйти в мир пьянства, безусловно, проще. Но подумай о детях. Их жизнь превратилась в ад. Пожалей их и покончи с собой.
— Ты что такое говоришь? — произнёс Анатан, с ужасом глядя на лезвие.
— Не переживай. Дети не останутся одни. Первое время за ними присмотрит жена Крикса. Потом я найду им
Адэр оттолкнулся от стены:
— Всё, Эйра, хватит.
— В твоём сердце нет места их горю, — промолвила она, склонившись над Анатаном. — Зачем детям отец, который думает только о себе?
Он обмяк, ссутулился:
— Крикс сказал, что в норах адов он нашёл одежду Таси. Нашёл её калоши.
Эйра кивнула:
— Нашёл.
— И кости.
— И женские кости.
— А вдруг это не она?
— Её надо похоронить, Анатан.
— Моя мать была в открытом гробу. Отец тоже в открытом гробу. Я смог с ними попрощаться. А что увидят мои дети? С кем или с чем они попрощаются?
— С тяжёлым прошлым.
Анатан заскрежетал зубами:
— Хочу, чтобы он сдох!
— Умирают все, а жалеют о содеянном и страдают немногие, — прошептала Эйра. — Я заставлю его пожалеть. Это наказание пострашнее смерти.
Анатан сжал кулаки; его руки задрожали от напряжения, пальцы побелели.
— Хочу, чтобы он страдал.
— Он будет страдать. Обещаю.
Проводив Адэра до прихожей, Эйра остановилась.
— Нельзя обещать то, что не сможешь выполнить, — проговорил он, глядя на охранителей, открывших перед ним двери.
— Хлыст уже страдает. Такой жизни, как у него, радуются только дураки.
Кивнув, Адэр переступил порог. Дверь гулко хлопнула.
Эйра подошла к окну. Адэр сел в машину охраны: видимо, он не хотел афишировать свой приезд в столицу. Загудели двигатели, стражи распахнули ворота. Мигнув задними фарами, вереница автомобилей покинула двор, залитый светом фонарей.
Теперь можно позвонить в замок, уговорить Крикса приехать в Ларжетай, расспросить его о Рашоре и узнать, как продвигаются поиски сына Хлыста.
*
Три года назад Грасс-дэ-мор переживал тяжёлые времена: конфликт с «Миром без насилия», остановка предприятий с иностранным капиталом, продовольственная блокада. Финансовый, промышленный и социальный кризисы усугубляла непогода: дождь сутками лил как из ведра. Грязевые потоки хоронили каторжный труд строителей дорог, сносили в море прибрежные селения, смывали с полей плодородную почву. Ориенты с ужасом ждали, когда месиво из воды, глины и песка зальёт пещеры, и содрогались при мысли, что зимовать придётся в пустоши, под открытым небом.
Та зима была кошмаром не только для грасситов. В соседнем государстве — княжестве Тария — начался сущий потоп. Несмотря на трудное положение своей страны Адэр распорядился предоставить кров пострадавшим. И никто не задался вопросом, почему более пяти сотен тарийцев не пожелали вернуться на родину, когда последствия наводнения были устранены. Честно говоря, в то время было не до расспросов, у работников служб хватало забот: Адэр отменил закон о резервациях, и в Грасс-дэ-мор хлынули ветоны, климы и ориенты, сбежавшие от произвола Великого двадцать лет назад.
Работники миграционной службы выдали тарийцам документы, социальные работники оформили пособия, помогли в поисках работы. Детей поселенцев зачислили в школы, приписали к поликлиникам. И опять же никто не спросил: что вынудило бывших граждан чужой страны приспосабливаться к новым условиям, когда в княжестве их ждала привычная жизнь? Сами же тарийцы молчали.
Они бы молчали и по сей день, если бы Эйра — перед отъездом в Ракшаду — не вложила в папку с документами записку: «Пятьсот граждан Тарии променяли родину». Листочек попал Адэру на глаза, но он не придал ему значения: в Тезар тоже приезжают на неделю-другую, а остаются навсегда.
Когда Луга рассказал о своём участии в карательных операциях, проводимых властями Тарии, Адэр вспомнил о записке. Давнее, жгучее желание вернуть княжество в состав Грасс-дэ-мора вдруг стало реальным.
Выступить в суде согласились две сотни тарийцев. Защитник Луги отобрал двадцать человек, чьи свидетельства могли бы вызвать международный скандал: княжество Тария было членом «Мира без насилия», с аморальными явлениями в этом элитном мире позволено бороться только ненасильственными методами.
На протяжении нескольких часов свидетели рассказывали о буднях. О том, что нельзя приглашать гостей без разрешения главы местного совета. Нельзя из страны уезжать всей семьёй. На время отъезда члена семьи банковские счета остальных домочадцев замораживают. Письма приходят вскрытыми. В телефонной трубке раздаются щелчки. За доносительство выплачивают премию…
Свидетели рассказывали о личных несчастиях. У одних при загадочных обстоятельствах погибли родственники. У других исчезли соседи. Кто-то потерял друзей. В Тарии людям страшно говорить, страшно смотреть, страшно быть очевидцем каких-то событий. Страшно знакомиться и страшно расставаться.
Выслушав первую десятку свидетелей, главный судья объявил перерыв на неделю. Публика покидала зал оглушённая, подавленная. Корреспонденты строчили статьи, сидя на ступенях здания суда. Через час статьи полетят по телеграфу, и утром первые полосы газет запестрят кричащими заголовками. У Краеугольных Земель есть неделя, чтобы проникнуться и возмутиться.
Вроде бы всё шло так, как задумал Адэр, но Юстин Ассиз, прощаясь с Эйрой, обронил фразу: «Странно, что князь Тарий никак себя не проявляет». Это действительно казалось странным: ни ответных заявлений, ни опровержений.