Тропа чероки
Шрифт:
— Но он ведь не знает кузнечного дела, — удивилась Мэтти. — Вот с лошадьми он обращается ловко.
— Не знает кузнечного дела? Ну да! Он все время наблюдает за мной, помогает, в чем может. Этот мальчишка учится чертовски скоро!
Позднее Мэри спросила Уота:
— Ты хочешь стать кузнецом? Мистер Фентон говорит, что ты учишься на удивление быстро.
— Нет, мэм. Я не собираюсь быть кузнецом, но каждый мужчина должен владеть каким-то ремеслом — мало ли что случится в жизни.
— А кем ты на самом деле хочешь стать? — спросила Мэри.
Уот покраснел
— Мне хотелось бы писать рассказы, как этот сэр Вальтер Скотт, которого вы читаете.
— Это тяжелый труд, Уот, и очень немногие писатели могут заработать себе на жизнь.
— Но этот сэр Вальтер Скотт зарабатывал. Темпль Бун говорил, что он был состоятельным человеком.
— Темпль Бун? — Мэри была удивлена.
— А разве это неверно?
— Нет, верно. Но он был очень популярным писателем. И Чарльз Диккенс, и Уильям Шекспир. Они все преуспевали. — Мэри помолчала. — А почему вдруг Темпль Бун стал рассказывать тебе об этом?
— Он читал книжку сэра Вальтера Скотта. Говорит, что читал очень медленно, но он научится и будет читать быстрее. Бун говорил, что любой может стать кем захочет, если только сильно постарается.
— И кем же хотел стать мистер Бун?
Уот лукаво посмотрел на нее.
— Вероятно, он расскажет вам сам, когда дело дойдет до этого.
Мэри обменялась взглядом с Мэтти.
— В наши дни, Уот, когда есть столько книг, каждый может стать образованным человеком. Но если ты хочешь стать писателем, нужно много читать, и не только о тех вещах, о которых ты собираешься написать, но и о других тоже.
После того как Уот вернулся в конюшню, Мэтти сказала:
— Мистер Бун — замечательный человек, мэм, не такой, как другие. Любая девушка положила бы на него глаз.
— Мне рано об этом думать, Мэтти. Я так любила Маршалла, он всегда в моих мыслях. В любом случае, когда закончится война, я должна буду вернуться назад в Вирджинию. Там мой дом, там будущее Пег.
— Я все время удивляюсь, мэм. С каждым днем вы все больше и больше становитесь жительницей Запада. Вы изменились, мэм, хотите вы этого или нет.
— Возможно.
— А этот милый Марк Стейси… Он тоже приятный человек. У него хорошая работа и хорошее будущее. Говорят, после войны на Западе будут строить железную дорогу, ходят слухи, что он имеет к этому какое-то отношение. — Мэтти, стиравшая белье, оторвалась от стиральной доски. — В этом краю никто не считает, что есть что-то невыполнимое. И мне это нравится. Тот, кто хочет что-то сделать, берет и делает, а потом идет дальше. — Она несколько минут терла белье о доску, а потом произнесла: — Мистер Бун говорит — и, думаю, он прав, — что железные дороги изменят этот край к худшему. Они сделают его богаче, но люди станут другими. Теперь для того, чтобы добраться сюда, требуется время, люди разговаривают и вырабатывают определенный образ мыслей. У людей с Запада есть свои представления обо всем. Свое отношение к женщине, друг к другу — когда они заключают сделку, бывает достаточно одного слова. А когда появятся железные дороги, на Запад
— Но ведь мы все приехали с Востока!
— Однако, мэм, на Западе плохих людей выпалывают, как сорняки. Таких, как Скант Лутер, немного, очень немного. Этот уголовник, Джонни Гавалик, тот, что отдал Уоту свои ботинки, — говорят, он ни разу не ограбил женщину. Он останавливал дилижанс и отбирал деньги у всех, но никогда — у женщин.
Мэри Брейдон закончила гладить белье и вышла на улицу. Воздух как будто стал другим, должно быть, уже чувствовалось приближение осени, хотя до нее было еще далеко.
Мэри стояла, глядя на долину. Как быстро человек все забывает! Где-то идет война, люди, которых она знает, сражаются и погибают, но отсюда кажется, что все это происходит в другом мире.
«И все же дело не только в осени», — подумала она.
Каждый, кто приехал на Запад, чтобы строить или чтобы разбогатеть и уехать обратно, — был готов к великим свершениям. Она слышала разговоры пассажиров дилижанса, пока те ели. Никого, казалось, не волновали ни индейцы, ни пустыни, ни горы, ни дикая местность.
Это была их Земля Обетованная, земля, где мечты становятся явью, с одним отличием — каждый из них был уверен, что именно он претворит эти мечты в жизнь.
Вышла Пег и встала рядом с ней:
— Как прекрасно, правда, мамочка?
— Да, Пег.
Как долго еще продлится война? Когда они смогут вернуться домой? Теперь, оглядываясь назад, Пег будет видеть эти тихие холмы, эти побитые дождями и ветром строения, будет вспоминать Мэтти, Уота, мистера Буна…
Мэтти вышла на крыльцо выплеснуть воду.
— Послушай, мы должны найти себе земельные участки и сделать на них заявку. Когда война окончится, на Запад хлынут тысячи людей, всем будет нужна земля.
— Да, мэм. Мне бы очень хотелось иметь клочок земли с деревьями и ручьем.
— Может, поискать подальше на западе? В горах?
— Так все и поступают, мэм. Не важно, где ты сейчас, но там, где нас нет, всегда кажется лучше, потому люди и едут все дальше и дальше. Если тяга к странствиям отравила кровь, то самые зеленые пастбища всегда будут лежать за горизонтом или за следующей горной грядой.
Что бы ни говорил Темпль Бун, у жителей Запада мало времени для размышлений. Люди Запада думают о том, как что-то сделать, они привыкли работать руками. Мэри слышала множество историй о людях, которым самим пришлось вправлять сломанные кости, ампутировать себе руку или ногу — словом, делать все, чтобы выжить. В нескольких милях от станции две сестры построили своими руками бревенчатую хижину.
И все-таки Мэри с жадностью ждала вестей из дома. Письма приходили редко, но время от времени кто-нибудь из пассажиров оставлял газеты, а некоторые — даже книги. Мэри жадно прислушивалась к разговорам — в мире происходит столько интересного, а она ничего не знает!