Тропа Селим-хана (сборник)
Шрифт:
– Нет… Я не успел…
– А вас предупредили?
– Да.
– Кто?
Полчаса спустя Чаушев ушел, велев юноше до завтрашнего дня не отлучаться из дома. Беседой Чаушев остался доволен.
Шагая к дому, он подводит итоги. Нужно ли искать еще какого-то Форда, вожака шайки? Пора кончать, пора стягивать петлю, - ведь все указывает на то, что вожак - Лапоногов, а Форд, Старший - призрак, созданный Лапоноговым. Он сам устроил световую депешу от Старшего, сам! Это-то и разоблачает его. Недурно сварила его кулацкая башка! Именем Старшего эксплуатировать
Капитан Соколов - тот уже высказал как-то сомнение в существовании Форда. Очень уж неуловим, безлик, никому неведом! Прямо-таки сверхъестественно!
Чаушев сводит воедино все, что ему известно о Лапоногове, составляет портрет. Да, кулак до мозга костей. Отец его состоял на советской службе, был помощником начальника небольшой станции на железной дороге, но ради зарплаты и общественного положения. Главное - собственный дом, участок земли. Недавно отец умер. Хозяйство ведет мать Лапоногова; она сдает комнаты дачникам, торгует на базаре овощами. Нередко у нее на огороде работают нанятые люди, конечно, под видом «родни», пожелавшей безвозмездно помочь… Открылось это еще три года назад, когда пограничники задержали иностранного моряка, сбывавшего Лапоногову партию галстуков. В институте был товарищеский суд, решили взять на поруки.
Чего доброго, и сейчас в институте найдутся люди, готовые оставить хорька в курятнике. Люди, которые дискредитируют драгоценное коммунистическое начинание - общественный суд. Спекулянты красным словцом.
После суда Лапоногов очень редко показывался на «лягушатнике», перестал встречаться с иностранцами в открытую. Завербовал подручных. Молодежь, большей частью бездельники, падкие до заграничного барахла, жаждущие легких доходов. Сам Лапоногов - не стиляга, не гонится за модой. Одевается подчеркнуто-просто, - играет своего в доску парня, братишку-моряка…
Чаушев спешит. Ему не терпится выслушать доклад Стецких. Вдруг не совпадут приметы! И вся цепь умозаключений рухнет.
Не может быть! Однако Чаушев волновался. Ощущение проверки, экзамена ему всегда нравилось, еще со школьных лет. Курьезно, что в роли проверяющего невольно выступит Стецких. Стецких, который наверное сейчас сидит в гостиной с обиженным видом человека, сбитого с толку, сделавшегося лишним. Стецких, посчитавший всю историю с фонариком анекдотом. Что ж, пусть пеняет на себя! Он отстранился с самого начала. Зато теперь ему будет урок.
Так и оказалось, - Стецких печально листал старый журнал. Гостиная - крохотная комнатушка выгороженная застекленными стенками - вся наполнена атмосферой душевных страданий лейтенанта. Екатерина Павловна - жена Чаушева - дала ему чаю с коржиками и вернулась к себе, - к стопке ученических тетрадок по естествознанию.
– Ваше приказание выполнено…
Котьку лейтенант разыскал. Незнакомец, заказавший сигналы, говорит грубым голосом, коренаст, называл Котьку «салагой». Серый пиджак, расшитая рубашка. Котьке она понравилась, и узор на вороте и на груди, красный с синим, он запомнил.
– Отлично!
– крикнул Чаушев.
– Отлично!
– Он благодарно улыбнулся лейтенанту.
– А Соколов?…
– Обещал приехать.
– Ладно… Ну вот, а вы сразу, - анекдот!
Таким же тоном прошлой ночью - да, всего сутки тому назад - Чаушев сказал ему «а вы сразу - взыскание!» Это по поводу сигналов, принятых Тишковым. Стецких потупился. Сутки сплошных неудач!
– Садитесь.
– Рука Чаушева мягко легла на его плечо.
– Пока нет Соколова…
Гостиная располагает к беседе. Сколько перебывало здесь людей! Одни - это большей частью родители школьников - идут к Екатерине Павловне. Другим нужен совет Чаушева, своего друга.
Стецких слышит поразительную новость. Человек в сером пиджаке, заключивший с Котькой пари, казалось шуточное, - опасный преступник, главарь банды.
– Да, на первый взгляд, невинная штука! Расчет был довольно тонкий. Но Лапоногов не знал, что он и вся компания на прицеле у нас, давно на прицеле.
Стецких подавлен. Он уважает логику; она неизменно покоряет его. В том, что говорит Чаушев, логика безупречна. Возразить решительно нечего.
– Видите, как полезно бывает выходить за ограду порта, да и вообще… Вообще знать жизнь.
Стецких испытывает стыд и острое желание исправить свой промах, исправить сейчас же, не медля ни минуты. Пускай с опозданием, но присоединиться к операции. Вступить в последнюю, решающую схватку с бандой. Что-то совершить… Чаушев безжалостно разбивает его мечты.
– Вам поручение, - слышит Стецких.
– Наведайтесь в районный Дом пионеров. Вам соберут ребят, и вы… Попроще только, поживее… Расскажите им про «лягушатник», - это очень важно. Ведь фарцовщики используют детвору.
И Чаушев пояснил, как спекулянты примечают мальчишек, завязывающих обмен значками, марками, затем вмешиваются в разговор: «Марки? Могу вам достать целую серию. А что еще интересует?»
Старинные часы в гостиной вздыхают, хрипят, - собираются бить полночь. Раздается звонок в парадной.
Это Соколов.
Чаушев, ликуя, выложил ему плоды поиска. Удивления на лице капитана не отразилось, - оно стало лишь немного мягче, спокойнее.
– Все соответствует, - промолвил он.
– За Лапоноговым глаз все время, так что…
Он мог бы пояснить, - человека в сером пиджаке видели в субботу на «лягушатнике», видели, как он толковал о чем-то с мальчиком. Глаз за этим человеком давно. Но Чаушев не нуждался в пояснении.
Соколов отставил стакан, аккуратно, без стука, опустил в него ложечку, закрыл портсигар с головой Руслана на крышке, и во всех этих движениях была красноречивая для Чаушева, спокойная завершенность. А породить ее могло лишь полное совпадение данных, полученных из разных источников, касающееся и личности человека в сером пиджаке, и его поведения в субботу, на «лягушатнике».
– Картина ясная, - раздельно отвечает Соколов; его озабоченный тон мешает Чаушеву насладиться в полной мере своим успехом. Что смущает капитана? Разве не пора стягивать петлю, захлестнуть всю компанию, вместе со Старшим?