Тропа Журавушки
Шрифт:
— О чем речь? — не понял Джейк.
Больше всего мне хотелось развернуться и умчаться домой.
— Сердце так и скачет, — простонал дядя Нэт.
— Цинни, что с ним? Нэт?..
* * *
Дядя Нэт лежал на кровати в хижине, а мы с Джейком пытались привести его в чувство. Это Джейк ногой выбил дверь и внес дядю внутрь. Я боялась, что дядя Нэт умрет. Еще одна смерть на моей совести.
— Джейк, он ведь не умрет, правда? — прошептала я. — Он поправится, да?
Джейк не отвечал. Он пытался нащупать дядин
— Нэт! Нэт!
Все вертелось перед глазами — кровать, дядя Нэт, Джейк... Фотографии на туалетном столике, подушки на стульях, игрушки, тетино пальто...
Я сжала дядину ладонь:
— Только не смей умирать, слышишь? Поговори со мной. Он пробормотал что-то невнятное.
— Слышал? Он пытается говорить. Он ведь не умрет, да?
Дядя Нэт прошептал:
— Наш дом...
— Чей? Кто тут живет? Он моргнул:
— Роза... Джесси... и я...
Я отпрянула, не веря своим ушам.
— Вот черт! — сказал Джейк. — Вот черт! Дядя Нэт снова моргнул.
— Только не в ящик... — Он похлопал меня по запястью. Он так хотел, чтобы я поняла.
— Ящик, дядя Нэт?.. Почему тетя Джесси забралась в ящик? Я ее до смерти напугала, да? Это все змея?
Он молчал.
— Или медальон? Да? Потому что она дала его Розе с собой?..
— Там, в амбаре, — выдохнул он, — она приняла тебя за Розу...
— Но... Я не... Я же не Роза!
— Решила, что Роза пришла за ней... Я не могла это больше слушать.
— Ужас, какой ужас...
Он снова похлопал меня по запястью.
— Да нет же, она ждала Розу... так хотела ее увидеть...
— Вот черт! — не выдержал Джейк.
— Три ночи, — продолжал дядя Нэт, — три ночи подряд она слышала Розин голос. «Готовься», — сказала Роза...
— Вот черт! — повторил Джейк.
— Доктор сказал, она впала... впала...
— В кому?
— Вроде так... Она забыла вколоть инсулин... или вколола, но забыла сразу поесть... точно не помню... и впала в эту, как ты говоришь, кому. — Его веки затрепетали. — Много эти доктора понимают. Она просто нашла Розу... — Дядя Нэт закрыл глаза.
Значит, я ни в чем не виновата. Это не я. Спасение обрушилось на меня гигантской волной, увлекло за собой и выбросило на берег. И все же было немного обидно слышать, что с ней была я, живая и теплая, а она предпочла бы быть с мертвой Розой.
— А как же я?
— Тыковка, твоя-то мама всегда рядом... — Он застонал и затих.
Меня прошиб холодный пот.
— Сделай что-нибудь! — умоляла я Джейка.
Он склонился над дядей Нэтом. Мое внимание привлекли снимки на туалетном столике. Я подошла ближе. Я их узнала.
Тетя Джесси и дядя Нэт. Крошка Роза. Десятки фотографий в рамках. Кремы тети Джесси. Ее духи. Ее зеркальце.
Меня била ледяная дрожь.
Тетино пальто на крюке. Корзинка с вышиванием на полу. А у комода бумажный пакет с куклами и мягкими игрушками. Одну за другой
На стеллаже, в вазочке, на розовой вязаной салфетке, лежал крошечный детский браслетик с буквами Р-О-З-А. Книга оказалась альбомом с детскими фотографиями. Роза в пеленках на руках у тети, Роза на белой простыне, Роза рядом с дядей на диване... и вот оно: Роза и я, маленькие кривляки, корчим из себя старушек.
Рядом с вазочкой и альбомом лежал черный футляр, а в нем — пропавшее кольцо. Я вынула его и вернула Джейку.
— Вот черт...
— Цинни... тыковка... — прошептал дядя Нэт. Джейк сжал его руку. Я наклонилась к его губам.
— Кольцо прислала Роза... — Он поперхнулся. — Роза зовет меня... — Губы сложились в усталую улыбку. — Мне было хорошо здесь, и там, думаю, тоже будет неплохо, только... — Руки снова задрожали. — Только не кладите меня в этот ящик...
Я оглянулась на комод, и в это мгновение все его тело содрогнулось, забилось — и замерло, и я испугалась, что все кончено, что он от нас ушел.
43. Ящики
Джейк взял Иву и поскакал за моими родителями, а я осталась с дядей Нэтом. Он лежал без движения, глаза закрыты, а по лицу разлились блаженство и покой, как будто он наконец очутился в краю своих грез. Он был еще жив, но я боялась, что смерть накроет его незаметно, как день переходит в ночь, нежно и плотно. Один за другим я выдвигала ящики комода. В узком верхнем лежали пачки писем. Все они начинались одинаково: «Розочке, любимой». И заканчивались: «Твоя любящая мама» или «Твой любящий папа».
Все они были написаны за последние девять лет, после того как Роза умерла. Нехитрые строки:
СЕГОДНЯ МЫ САЖАЛИ КУКУРУЗУ...
И любовь:
ТВОЯ КОЖА НЕЖНЕЕ ШЕЛКА...
И тоска:
НАМ ТАК ТЕБЯ НЕ ХВАТАЕТ...
Было там и обо мне:
ЦИННИ НАУЧИЛАСЬ ЧИТАТЬ! СЕГОДНЯ ОНА ПРОЧЛА НАМ ВСЮ ТВОЮ КНИЖКУ ПРО МЕДВЕЖОНКА. МИЛАЯ, А У ВАС ТАМ ЧИТАЮТ?..
И еще:
СЕГОДНЯ ЦИННИ НАШЛА ДВЕ КАМЫШИНКИ. ОНА СМЕШНО ЗОВЕТ ИХ «МЫШИНКАМИ». МЫ ЗАСУШИЛИ ОДНУ ДЛЯ ТЕБЯ...
И еще:
ЦИННИ ПОДХВАТИЛА ГРИПП. МЫ ТАК ЗА НЕЕ ВОЛНУЕМСЯ. РОЗОЧКА, ТЫ ЗДОРОВА?..
В средних ящиках лежала вся Розина одежда — от детских ползунков до платьев и джинсов на четырехлетку. Все аккуратно сложено, все пересыпано стеблями лаванды.
В самом нижнем ящике меня ждала неожиданная находка. Выдвинув его, я отшатнулась в испуге. Бок о бок, взявшись за руки, в нем лежали две маленькие девочки — я и Роза.
Всего лишь куклы, сшитые для нас тетей Джесси, так похожие на детей, такие мягкие и пухленькие, как настоящие младенцы, что на секунду мне показалось, будто в ящике спят живые девочки.