Тропа Журавушки
Шрифт:
Когда я услышала, что мама встала и гремит на кухне, я взяла фотоаппарат дяди Нэта, сунула его в рюкзак и побросала в мешок продукты.
— Как ты рано, — вздохнула мама. — Уже уходишь?
– Угу.
— Как прошла ночь?
— Спокойно, — солгала я.
— Подожди, Цинни. Надо поговорить. Я опешила. Неужели она все знает?
— Не могла бы ты вернуться пораньше, в субботу?
— Зачем?
— Мы собираемся в цирк.
— Не люблю цирк, — ответила я.
— Да? А мы все хотим сходить.
— И дядя Нэт? — напомнила я.
— Ох, как же я забыла?.. Цинни, если ты не любишь цирк, может, присмотришь за ним, пока нас не будет? Пожалуйста? Да что с тобой?
— Ничего.
— Так расстроилась из-за дяди Нэта? — спросила мама.
Я не могла ей ответить. Я жаждала рассказать, объяснить, но все сплелось в громадный ком слипшихся макарон. Дядя Нэт, Джейк, Роза, тетя Джесси, кольцо, медальон, тропа... — клубок, где на каждом витке моя вина. Как мне хотелось вывалить его на тарелку кому-то другому, пускай распутывают... Я больше не могла носить в себе чувство вины за судьбу Розы, тети Джесси и дяди Нэта. Я хотела разобраться в Джейке и перестать винить себя в его проступках.
Вместо этого я ощущала себя мартышкой с тетиной картинки: застыла между небом и землей и падаю, падаю, падаю в никуда...
Как бы я хотела быть Сэмом, который может так спокойно сказать, не отрываясь от супа: «Я не нарочно»; или маленькой Розой, которая лишь играет в старушку и никогда не состарится, и вечно катается в бумажном пакете под радостный смех тети Джесси.
Все это мне хотелось выплеснуть наружу, но вместо этого я услышала свой слабый голос, обещающий присмотреть за дядей Нэтом в субботу.
— Что бы мы без тебя делали? — Мама помогла мне застегнуть лямки и добавила: — Не забудь с ним попрощаться.
Я чуть не завопила. Нет! Не могу! Не хочу! Но ноги сами понесли меня к его спальне, руки отворили дверь, я наклонилась над постелью — и услышала шепот:
— Цинни, возьми меня с собой. Возьми...
— Но как же... ты не встанешь...
— Тыковка, прошу... — взмолился он.
— Нельзя. Ты и сам понимаешь...
Он прижал мои пальцы к своим губам. Еле выдохнул:
— Па-па-ди... ду-да...
Я больше не могла сдерживаться. Я помчалась прочь.
* * *
Начавший накрапывать дождь посеребрил плиты. Туман холодил кожу. Я спешила вперед, согнувшись в три погибели и не глядя выпуская на волю семена. Хотелось скорее со всем этим покончить.
Я сама не заметила, как свернула с тропы и остановилась под деревом, где был закопан медальон. Нахлынул безудержный страх. Как во сне, передо мной промелькнули события последнего часа: я мчусь по лесу, не чуя под собой ног, подальше от дома, и падаю на колени перед этой плитой.
Я побрела дальше. Вот и тропа Девы, мрачный туннель. Это меня, закованную в цепи, беспомощную, вот-вот принесут в жертву зверю. Только мне не хотелось кричать и сопротивляться. Сожри меня! Избавь от меня мир!
Яркий свет лужайки подарил временную отсрочку от казни. Колючая проволока, свежая табличка «Частная собственность!». Но в загоне появился житель. У дальнего края паслась изящная кобылка ореховой масти. Ива! Ива, лошадка Саламанки! Я перекинула через ограду сумку и пролезла следом. Ива забила копытом и тряхнула гривой. Она узнала меня! Я медленно подошла к ней и протянула на ладони яблоко. Она отпрянула, кивнула головой и мотнула темным хвостом. Сделала шаг навстречу и потерлась щекой о мою руку.
— Тоже скучаешь по Сол, бедняжка? — Я гладила шелковистые бока. — Скучаешь, малышка?
Ива была прекрасна. Надо сбегать в лагерь, принести кусачки и увести ее с собой. Моя лошадь! Я смогу проскакать по тропе!
Эгоистка. Воровка.
Я перелезла через ограду, и Ива нетерпеливо заметалась по загону. Она не сводила с меня глаз.
Я промчалась через остаток туннеля и сама удивилась, что вышла на ту сторону живой. Чувство вины готово было выплеснуться наружу, разорвать меня на части.
Если тот, кого любишь, болен, как ему помочь?
По Вороньей пустоши. Серые птицы молча и жутковато смотрят с ветвей.
Если тот, кого любишь, хочет умереть, что делать?
Через Детский Мизинчик. Вверх, только вверх, не смотреть на землю, чтобы не наткнуться на мертвые пальцы.
Если совершил ужасную вещь, как все исправить?
Через рельсы, через пни, к гряде Спящего Медведя.
Пока я добиралась к лагерю, все двадцать километров, дождь полил с такой силой, будто я раздавила сотню лягушек. Я забралась под брезент и долго слушала, как капли шуршат по листьям и барабанят по крыше. В холмах завывал ветер и грозил сорвать все сооружение с колышков.
36. Люди
Восемь часов спустя меня разбудил далекий гудок паровоза. Слишком мокро и слишком поздно, чтобы начинать работу. Вместо этого я решила перенести лагерь в лиственничный лес на краю лощины Призраков. Скоро мне предстоит с ними познакомиться.
Под сенью лиственниц было сухо и уютно. Ветви над головой образовали плотный навес, надежно защищающий от дождя, покатая кочка внизу заросла мшистым ковром. Обустроившись, я отыскала немного сухих веток и развела костер. Из головы не шел дядя Нэт, прикованный к постели, пойманный в силки.
Если дядя Нэт и правда нашел себе другую, может, они встречаются как раз там, где я зарыла медальон и кольцо.
Да нет же! Нет у него другой женщины.
Мне захотелось забраться на дерево, и я углядела неподалеку дуб с крепкими на вид сучьями. Высоко над землей открывался чудесный вид на холмы, уходящие вдаль, через травянистые возвышенности, через лиственничные леса, к далекой ферме в низине.
Тяжелый вздох ветра вызвал в памяти Розу. Как тяжело она дышала, пытаясь глотнуть воздуха. Или я путаю, и задыхалась не она, а я? Не мне ли было нечем дышать? А потом все оборвалось, и наступила тишина.