Тропиканка. Том первый
Шрифт:
Адреалина молча слушала его восторженные похвалы и все больше мрачнела. А когда Пессоа наведался в деревню в гости к своим новым знакомым и даже подарил Далиле сандалии, Дрена взорвалась. Это был долго дремавший вулкан, который обрушил на Пессоа горы пепла и камней. Она выгнала его из квартиры Фреда и велела больше не появляться на глаза. Потому что она не желает иметь ничего общего с этим жалким бабником, ничтожеством, не пропускающим ни одной юбки.
Пессоа был оскорблен до глубины души. Он неделю пролежал у себя в комнате с разбитым сердцем. Не ел, не брился, исхудал, зарос густой щетиной. Он
Через неделю Жaнаина накормила его с ложечки, погладила по голове, приласкала. Оливия заставила побриться и принять ванну. Пессоа больше не мог не видеть Адреалину. Он умирал от горя. Оп не сомневался, что она тоже страдает, но не придет первая из гордости. И потом, ведь это он уличен в измене, а не она. Дрена конечно же тоже лишилась аппетита, лежит в спальне у Фреда и ждет его. И Пессоа помчался к ней, забыв обо всех обидах.
Дверь ему открыл озабоченный Фред и тут же снова уселся за машинку, предоставив их самим себе. С кухни доносились шипение сковородок, аромат бифштексов и пение Адреалины. Пессоа стоял как громом пораженный.
— Что я вижу? — вскричал он. — Я–то думал, что она тоскует в разлуке, как и я, терзается угрызениями совести, а она преспокойно готовит себе еду. Да у тебя не сердце, а кусок льда, Адреалина!
— Что ты имеешь против моей еды? Tы хочешь, чтобы я вообще не ела? — отвечала Адреалина, с аппетитом жуя сочный бифштекс. — И как ты вообще посмел явиться сюда, крокодил, после того как увязался за другой девчонкой?
— Господа! Вы мешаете мне работать, — напомнил Фред.
Но Пессоа и Адреалина забыли обо всем на свете, громко выясняя свои отношения. Они высказали друг дрyгy много обидных слов. Пессоа — об идиотской ревности Дрены. Дрена — о его непроходимой глупости и самомнении. Вообразил себя неотразимым мужчиной, длинный, нескладный урод. Просто новая красотка его отшила, и он решил вернуться к старой подруге.
— Этого я тебе не прощу, Адреалина! Я сейчас уйду. Я уже ухожу! — трагическим голосом произнес Пессоа. – Ты будешь умолять меня вернуться, грозить самоубийством, но я никогда не вернусь!
— Вали отсюда, Казанова! — равнодушно бросила Адреалина, гремя тарелками.
Пессоа пулей вылетел вон и долго стоял на лестнице, стараясь унять серцебиение и справиться с собой. Теперь он убедился на собственном опыте, как коварны и безжалостны женщины, сколько они приносят страданий. Он решил завтра же отправиться в деревню к Далиле и всерьез приударить за ней назло этой бессердечной кукле.
В это время Фред поднялся из–за письменного стола. Его ни капельки не тронула драматическая сцена, только что разыгравшаяся на его глазах. Скорее позабавила.
— Ну что там с ужином, Адреалина? Думаешь ты меня, наконeц, накормить? — весело спрашивал он.
Но Адреалина молчала, кусая губы и шепотом повторяя ругательства: черт, дьявол, ничтожество, юбочник. Да, у нее был прекрасный аппетит, и желудок ее никогда не страдал ни от любви, ни от ревности. Но зато сердце у нее вовсе не было каменным, как думал Пессоа. Она тоже тяжело переживала из–за их ссор,
Глава 16
Франшику хлопотал на кухне в самом отличном расположении духа и с нетерпением поджидал возвращения Франсуа. В пятницу он улетает в Рио по делам Гаспара. В оставшиеся до отъезда дни он планировал заняться примирением Летисии и Франсуа. Но, похоже, все складывается отлично и без его участия. По этому случаю Франшику даже готовил праздничный обед.
Наконец, явился мрачный холостяк Франсуа и уже собирался сделать выговор своему беспокойному друту за беспорядок на кухне. Он не уставал повторять, что еще не встречал такого неряху, как Франшику. Но упреки застыли у него на губах, потому что Франтику весь лучился радостью, а в глазах его прыгали лукавые искорки.
— Ты только не волнуйся. Знаешь, давление и все такое. От радости тоже умирают, — заботливо предупредил он Франсуа.
Такое предисловие встревожило Франсуа не на шутку.
— Что случилось? Звонила Летисия? — с надеждой спросил он.
Но Франтику вместо ответа на цыпочках поднялся по лестнице и поманил его пальцем. Франсуа нехотя последовал за ним. Он ничего хорошего, кроме очередных нелепых выдумок своего приятеля–фантазера, не ждал. Франтику привел его в ванную и с торжественным видом показал на зеркало. Фрапшику был разочарован, окончательно убедившись. что это глупая шутка. На зеркале кто–то помадой вывел крупными буквами по–английски, по–французски и по–немецки: «Я тебя люблю».
Франтику был даже обижен равнодушием друга к этим волнующим словам. Уж не думает ли Франсуа, что он сам их тут намалевал, чтобы сделать ему приятное? И Франшику рассказал, что он был на кухне, когда к доме подъехала машина. Франшику решил, что вернулся хозяин, и спокойно продолжал завтракать. Прошло несколько минут, но в доме было тихо — ни звука шагов, ни ворчания Франсуа. Удивленный, Франтику решил проверить, в чем дело. И как раз в это время от дома отъехала машина. Это была машина Веласкесов.
— Она была здесь, до тебя еще не дошло? Кто, кто! Твоя муза, сиятельная вдовушка Летисия Веласнес. Прокралась тихо, как мышка. Я даже ничего не заподозрил.
Франсуа недоверчиво покачал головой. История, конечно, загадочная. Но Летисия — взрослая женщина, неспособная на такие детские шалости. Франшику со своей обычной горячностью убеждал его: женщина — загадка, не знаешь, чего от нее ждать. С виду она — гипсовая статуя, а в груди бьется сердце семнадцатилетней девчонки. К тому же влюбленная женщина способна на любую глупость. Как еще могла Летисия дать ему понять, что больше не сердится и хочет примирения?
Но Франсуа отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. Нет, никогда он не поверит, что это сделала сдержанная, чуть высокомерная сеньора Веласкес. Он уже собирался прилечь у себя в спальне ненадолго, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Но тут заметил на покрывале странную вещицу — женскую сережку. Как она сюда попала? Поистине этот дом полон привидений и загадок Франшику тоже увидел сережку и издал победный клич:
— Это же сережка Летисии! Она была в них в тот вечер, когда вы вернулись из ресторана. Что я говорил! Улика неопровержимая.