Тропиканка. Том первый
Шрифт:
Витора и удивила и позабавила прыть его сестренки. С такой прытью она далеко пойдет!
— Молодчина, — похвалил он ее, — я за тебя очень, очень рад.
— А ты знаешь, мама странно отнеслась к моему успеху. Я ей все рассказала, а она … совсем не обрадовалась. Я даже жалею, может, не нужно было рассказывать?
— Правильно сделала, что рассказала, — одобрил и этот шаг Аманды Витор. — она должна наконец понять, что ты взрослая, что вот–вот станешь женщиной. Да и Франсуа некуда будет деваться. Вот бы и мне так разобраться с
— Tы сам научил меня, и я поняла, что ты прав: в любви все средства хороши, любимый мой братик! — с этими словами Аманда упорхнула.
* * *
Как ошибался Витор, когда говорил, будто Рамиру не понимает, что такое любовь. Рамиру слишком хорошо понимал это и именно поэтому берег свою Асусену от боли любовного разочарования. Берег или пытался сберечь.
Сердце никогда не забывает пережитой любви.
Года лежат на ней будто пепел, но она всегда готова вспыхнуть новым огнем, только развороши их …
* * *
Мануэла боялась, не хотела идти в деревню.
Она неохотно отпускала туда и Питангу, боясь, как бы из–за старых обид кто–нибудь не обошелся плохо и с ее дочерью.
Питанга не понимала опасений матери, в деревне ей все нравилось — и люди, и море. К тому же там жил Кассиану. Одного этого было достаточно, чтобы Питанга мечтала о деревне, будто о земном рае. И при любой возможности стремилась попасть в деревню.
О деревне мечтал и Бом Кливер. Там он провел свои лучшие годы. Душа его рвалась к морю, Бом Кливер как–никак был прирожденным рыбаком и в городе тосковал по йодистому запаху водорослей, тяжести мокрых сетей, свежему соленому ветру, бескрайним синим с белыми барашками просторам …
Питанга, видя тоскливые глаза деда, однажды в воскресный день предложила:
— Давай сходим в деревню, дeдyшкa. Ты же давно там не был, искупаешься, навестишь друзей.
Мануэла хотела было воспротивиться, но, глядя на встрепенувшегося, разом помолодевшего отца, тихо сказала:
— Я, пожалуй, тоже с вами пойду.
Питанга очень обрадовалась решению матери, и они двинулись в путь втроем.
Бом Кливер будто на крьльях летел, Питанга никак не могла за ним угнаться. Зато Мануэла шла медленно, словно тащила на себе тяжелый груз. Этим грузом была ее неуверенность — она боялась, как ее там встретят, в их деревне.
На дороге Бом Кливер наткнулся на стоящий с открытыми дверцами «джип», ни слова не говоря, сел за руль и помчался.
Кассиану выскочил на дорогу, замахал в отчаянии руками, закричал, взывая к совести похитителя, но все напрасно, «джип» не остановился. Кассиану стоял и в растерянности крутил головой: ну и ну! Оставь машину на секунду, тут же уведут! Они с Далилой пяти минут не гуляют, а машину поминай как звали!
Но отчаяние Кассиану сменилось веселой улыбкой, когда он углядел на повороте, кто сидит за рулем.
—
Бом Кливера в деревне любили все. Он был учителем и Рамиру, и Самюэля , всех самых лучших рыбаков. Кто как не он знал все тонкости рыбной ловли — и на лангустов, и на креветок, и на любую рыбу. Кто лучше него знал капризы погоды, причуды моря?
Весть о его приезде мигом облетела деревню, и к дому Самюэля с Эстер, которые принимали городских гостей, потянулись люди. Всем хотелось повидаться со стариком.
— Несправедливо, что ты забрал Бом Кливера себе, — подмигивая другу, шутливо упрекал Самюэля Рамиру.
— Может, мне сон снится, или старина Кливер в самом деле пожаловал к нам? — вторила мужу Серена.
— Дай обниму тебя, моя красавица, — и Кливер уже обнимал Серену. — таких женщин днем с огнем поискать!
Поцелуи, объятия, смех, шутки.
— Пойдем–ка выпьем, старина, — предложил Бом Кливеру кто–то из рыбаков.
— Нет, сперва на корабль, — попросил Бом Кливер.
Кораблем он называл баркас, который делал когда–то своими собственными руками и на котором рыбачил много–много лет, баркас, с которым сроднился, который был для него будто живое любимое существо.
Рыбаки уважительно отнеслись к просьбе старика, они его понимали. Мужчины всей гурьбой отправились к морю.
У женщин были свои дела. Серена побежала домой готовить лангуста, ей хотелось побаловать старика Кливера его любимым лакомством.
Эстер усадила Мануэлу пить кофе и они вели мирную беседу.
— Питанга–то как расцвела, — говорила Эстер, — и такая она у тебя воспитанная, такая скромница …
— А Далила какой красоткой стала, — отвечала ей Мануэла, — и все такая же резвушка, как в детстве …
Мануэла теперь даже недоумевала, с чего это она так боялась идти в деревню? Все тут так хорошо к ней относятся, по–доброму, по–родственному. Она вспомнила, что Самюэль когда–то даже защитил ее. Вот было страшное дело: парень в баре набросился на нее с ножом, но Самюэль вступил в драку и сам получил страшнейшую рану в руку.
Мануэле и в голову не приходило, что Эстер из–за этой раны до сих пор ревнует к ней Самюэля, считая, что он бросился защищать ее от большой любви. Нет, не проходят былые чувства. не проходят. Годы идут, а они все живы …
* * *
В деревне ни души, все заняты городскими гостями, и никто не видел, что приехал из города еще один гость. Гость, который осторожно влез в окно и оказался прямо перед Асусеной.
— Уходи, Витор, — пролепетала обомлевшая Асусена, — увидят тебя отец или брат, убьют, — и девушка замерла сама не своя, и счастливая, и несчастная разом.
С тех пор как она каталась на катере сВитором. отец строго–настрого запретил ей с ним видеться, но, видно, Витор — се судьба, раз, несмотря ни на какие замки и запреты, он опять перед ней.