Тропы длинные и короткие
Шрифт:
Иван снова не утерпел:
– Она была похожа на птицу?
– Да, точно! Я помню клюв и горящие глаза, но стояла такая суматоха, что даже не стала вглядываться. Но именно ей те люди, которые забрали моих, подожгли дома, – сказала бабушка и прибавила горькую шутку: – Вот куда теперь приводят таланты ремесла…
Желя была готова прибить и Ивана, и Гия, который также ухватил мысль и вставил вопрос:
– Что за люди? – Спина его напряглась, а брови нахмурились. – Вы видели их в этих краях прежде?
И
– Они стояли далеко, так и не вспомнишь. Но люди перекрикивались, называли их охотниками, кажется. Их там было больше, чем деревенских.
Бабушка умолкла, давая им всё обдумать. Переживая, Желя раскрошила пирожок в тарелку и скривилась – доедать такое никто не станет.
– Всех перебили? – спросила она, но старуха покачала головой.
– Мальчики закопали тех, кто сгорел во время поджога. Выживших больше, и всех их увели те люди, охотники.
Желя не знала, можно ей выдохнуть или нет. Многих людей бабушкиной деревни они знала, она росла с ними до тех пор, пока мама снова не вышла замуж, но теперь лица и имена растаяли, и ей стало жутко.
Она поняла, что дрожит, только когда Иван сжал её плечо и с сочувствием заглянул в глаза. Желя опомнилась.
– А твои гости? – Девушка старалась, чтобы это не звучало как недовольство.
– Пусть они расскажут, – взбодрилась бабушка. – Я и сама не знаю, каким ветром их сюда занесло.
Парни одновременно напряглись, и Желя это почувствовала. Долгие секунды они обменивались взглядами, словно выбирая, кто будет говорить. Сдался Иван.
– Мы встретились тут, в лесу. – Он затих. Говорить ли о том, что Гий украл его коня и потом вернулся, чтобы обворовать снова?
Гий пришёл на выручку, подтолкнув:
– Иван немного заплутал, а я знаю здешние дороги. Нам было по пути.
Боярин сжал губы, но так быстро, что никто не заметил.
– Мы хотели остановиться здесь на ночлег, чтобы потом снова двинуться в путь.
Бабушка доела пирожок и ленивым движением смахнула крошки со стола на пол – старая привычка, которую Желя видела ещё с младенчества; подметали пол у неё в доме всегда особенно усердно.
– Ну ночлег вы нашли, – кивнула хозяйка.
– В пожжённой деревне с разросшимся погостом, – добавила Желя и большим глотком допила холодный чай на травах. Она вгляделась в лицо бабушки, заметила тени, разлохматившиеся волосы и усталость в глазах. – Надо отдохнуть.
Все за столом посмотрели на неё.
– Я тебя, – Желя посмотрела на бабушку, – тут не оставлю. Мама с самого начала говорила, что тебе нужно перебираться с нами, а тут… считай, что знак.
Старушка молчала. Сидя в тонкой шали, в полутьме, хозяйка единственного уцелевшего дома не стала спорить, только сказала:
– Но спать я не буду. Нужно по-людски попрощаться с умершими.
Гий
– Местный обряд. Если что-то не так сделать, то погибшие не упокоятся и будут ходить по округе, просить что-нибудь у путников. – Она скосила глаза на них обоих, словно намекая. – А это место и так не сегодня так завтра обрастёт дурной славой.
Бабушка согласно закивала.
– Но его проведу я. – И без лишних слов Желя встала из-за стола. – Мальчишки пусть помогут тебе, положи их в большой комнате и постарайся уснуть. Утром я вернусь с обряда, и мы пойдём домой.
Гий покосился на неё. Весь вечер он слушал указания её бабушки и понял, что старушка была куда более мягким начальником, чем внучка. И удивительно, но у хозяйки дома даже не припаслось шутки на этот раз.
– Тогда уберите со стола, – сказала она гостям. – Я покажу Желе место.
К вечеру небо приобрело тот мутный синий оттенок, который проступает на коже синяком. Желя знает не понаслышке – по детству в резвости она часто падала, разбивала ноги и жвала юбки, но потом научилась шагу более степенному. Обугленные дома закатное солнце окрасило в алый. Желя знала и это – после того как синяки сойдут, её кожа краснела в раненом месте, и такое яркое пятно смотрелось ещё некрасивее на неё бледной коже.
То, что осталось от последнего забора, огораживающего деревню от поля, перекосилось и кидало на землю странные тени.
«Словно ряды костей», – подумала Желя и широким шагом догнала семенящую вперёд бабушку.
Вся земля вокруг была раскопана. Несколько могил вздымались над травой чёрными холмами, как много их вырыто, как далеко уходил в поле этот новый погост – в темноте не разглядеть.
Женщины остановились. Вдруг Желя поняла, что ещё несколько часов, и она замёрзнет, но тут бабушка коснулась её плеча и передала узелок.
– Тут покрывало тебе на ночь, не обязательно доводить себя до мертвецкого холода, чтобы оплакать покойников.
Желя коротко улыбнулась, склонив голову. Рукой она скользнула к поясу и нащупала нож.
– Возьми.
Отмахиваясь от проснувшейся мошкары, старуха с недоверием посмотрела на нож.
– Я такой у тебя не видела. – Она вернулась к узелку и растормошила перевязь. – Зачем он мне?
Желя смотрела на бабушку долго. Сморщенные, как кожа сушёных яблок, руки, глаза, спрятанные за тонким нависшим веком. Она посмотрела на внучку снизу вверх и подмигнула.
– Ловко ты притворяешься, – протянула Желя. – Ты можешь обмануть этих юнцов, представиться слабой весёлой старушкой, но я-то выросла на твоих руках. – Девушка склонила голову и добавила слова, которые понимали только они: – Я знаю, как ты печёшь свои пирожки.