Троя. Книга вторая
Шрифт:
Потому в троянских храмах жрецу, если он хотел занять высокую должность, приходилось делать выбор – или отказаться от личной жизни, зато расти по служебной лестнице, или, обзавестись семьей, но прозябать внизу. Стоит отметить, что таких строгостей редко где придерживались. В других городах жрецам не запрещалось жениться, но Панфой, как ученик дельфийской школы, не допускал
Однако действительность брала свое – молодым мужчинам, пусть искренне желавшим жизнь посвятить богам, хотелось жить полной жизнью, продолжить род – чем это плохо? Но Панфой считал, что это отвлекает, и полной нет отдачи от служения такого. Нельзя одновременно быть и здесь, и там.
Вот почему Лаокоон, которому хотелось и должность хорошую занять, и завести семью, женился тайно. Но любовь все карты спутала, и все открылось. Да так, что хуже некуда. Лаокоон с весьма понурым видом пришел в библиотеку – на ковер к Панфою. Тот ждал его довольно долго – думал, Лаокоон не явится вообще. Сбежит и не захочет отвечать за действия свои. Но Панфой ошибся. Жрец стоял пред ним, потупив взор, краснел, бледнел попеременно – словом, переживал и знал свою вину. Лаокоон покорно ждал заслуженного наказанья.
У самых дверей библиотеки и тоже в ожиданье замер Калхас. Хотелось очень помощнику Панфоя слышать, какой оборот получит дело им спровоцированное. Он бесшумно прошел весь короткий путь до библиотеки, прячась в нишах всякий раз, как Лаокоон, снедаемый своим проступком, в нерешительности замедлял шаг. Едва двери помещения за ним закрылись, сразу Калхас уши навострил – все знать ему хотелось из первых рук.
Панфой отвлекся от лежавшей на столе корреспонденции, которую он якобы читал, а на самом деле обдумывал, как с провинившимся поступит, затем сурово взглянул на Лаокоона, и начал воспитательный процесс:
– К жене твоей претензий нет. Она права – молодоженов нельзя надолго разлучать. Но почему ты скрыл свою женитьбу? Мечтал продвинуться по службе? В результате – оскорбил богов. Все тайное становится известным, а от богов вообще ничто не скроешь.
Лаокоон молчал. Что тут будешь говорить, когда
– Я, как верховный жрец и твой начальник, конечно, накажу тебя, но я – еще не боги. Те сами все решают и не докладывают мне свои решенья. Когда и где тебя наказывать и как. Будь уверен – обрушат гнев, когда меньше всего ждешь от них удара. Печально, что удар тот быть может роковым не только для тебя.
– Не только для меня? – эхом повторил жрец.
– Конечно. Могут пострадать невинные ни в чем – твои же дети, внуки. Или другое что случится – много хуже. Промысел богов неведом мне. Для них не существует времени. Может быть придется всю жизнь тебе вымаливать прощенье.
– Готов я искупить свою вину, покаяться, снести любое наказанье – только простите и оставьте меня при храме. – взмолился Лаокоон. – Без служенья, без веры мне жизни нет.
– Ну что ж. Твое раскаяние искренне, я полагаю. – смягчился Панфой. – К тому – надежду я питал тебя преемником своим увидеть. Про то теперь забудь.
Тяжелая пауза зависла в воздухе дамокловым мечом. Больше всех ей радовался Калхас. К дверям библиотеки он приник – не пропустил ни слова – все ждал, когда же конкурента отправят вон. Тогда освободится место, куда смышленый ученик Панфоя метил сам. А то – проходит время все без толку. Он обучился всяческим наукам, мистериям, искусству предсказанья, знал на зубок любые ритуалы, а, между тем, Панфой не торопился продвигать Калхаса по служебной лестнице. Честолюбивого слугу такое промедленье задевало за живое – про себя Калхас считал, что он давно достоин большего. Однако все время находился кто-то, кто более достоин, и Панфой отдавал предпочтенье кому угодно, только не ему. Калхас приходил в отчаяние. Тогда казалось, что вечно он останется на побегушках при Панфое – так ничего и не добьется в жизни, никогда никто его ценить не будет. Несправедливость эту Калхас теперь пытался с помощью интриг исправить. А потому сейчас у двери весь обратился в слух. Панфой тем временем продолжал:
Конец ознакомительного фрагмента.