Троя. Падение царей

Геммел Дэвид

Когда разочарованный Ахмос ушел, сын фараона побежал за ним. Ахмос остановился и улыбнулся, глядя на него сверху вниз. Мальчику было лет десять, у него была шапка черных волос, умные глаза и яркая улыбка.

– Говорят, ты мой дядя, – сказал он. – Это правда?

– Возможно, – ответил Ахмос.

– Мне жаль, что мы не можем быть друзьями, – сказал мальчик. – Но я поговорю с отцом насчет рабов. Моя мать говорит, что он ни в чем не может мне отказать.

Мальчик улыбнулся, потом повернулся и побежал обратно к трону

отца.

Стоя в темноте, Ахмос сказал Иешуа:

– Я думаю, что Рамзес – упрямый человек и что противоречить – в его натуре. Я сказал, чего от него хочу, следовательно, это последнее, что он мне даст.

– Тогда, возможно, ты должен был попросить его заставить наш народ остаться в Египте.

Пророк испуганно оглянулся и понял, что Иешуа с его холодными глазами пошутил. Ахмос засмеялся, этот звук странно разнесся над землей отчаяния.

– Я пойду и попрошу его снова. Может, теперь он уступит.

Когда Ахмос двинулся ко дворцу, он вспомнил давнюю ночь на острове Миное, когда он лежал у горящего куста, страдая от снов и видений, вызванных опием волшебницы-жрицы Кассандры. Он видел тогда могучие волны, реки, текущие кровью, тьму в полдень, опустошение и отчаяние. Он видел своего сводного брата с покрасневшими от горя глазами. Ахмос гадал, какая трагедия могла заставить так страдать имевшего холодное сердце фараона.

Иешуа поспешил за Ахмосом и схватил его за руку.

– Ты не можешь пойти! На этот раз он наверняка тебя убьет.

– Имей веру, мой друг, – ответил Ахмос. – Бог велик.

Наступило утро третьего дня с тех пор, как погибла Тера и по морю прошли волны.

Геликаон и его сын шагали в сумерках вдоль серого берега безымянного острова, шлепая босыми ногами по мелководью. Астианакс то и дело останавливался, чтобы вглядеться в мелкую воду. Один из моряков смастерил ему сеть для ловли креветок, и мальчику не терпелось поймать хоть одну. Пока ему попалась только пригоршня прозрачных моллюсков, которые трепыхались на дне сетки.

Когда мальчик останавливался, чтобы добавить в сеть еще одного-двух моллюсков, Геликаон терпеливо ждал. В конце концов, торопиться было некуда.

Астианакс снова поднял сеть, чтобы отец мог ее рассмотреть.

– Молодец, – сказал ему Геликаон. – А теперь давай вернемся в лагерь и съедим их.

Небо все еще было темным, полным пепла, непрерывно шел легкий дождь из пепла, покрывая все серой зернистой оболочкой. Даже костры, разведенные командой, приходилось защищать от пепла, иначе они быстро гасли.

Когда отец и сын миновали пирамидку из камней, отмечавшую место, где покоились кости их товарищей, Геликаон увидел, что теперь пирамидка эта как будто вырезана из цельного камня.

«Ксантос» пережил четыре огромные волны, каждая меньше предыдущей. После жестокого испытания первой Геликаон даже не пытался править кораблем. Он просто мрачно держался, одной рукой обвив поручень на корме, второй обхватив Ониакуса, который к тому времени потерял сознание. Однако доблестное судно, словно пика, аккуратно пронзало каждую громадную волну, будто правило собой само.

Когда прошла четвертая волна, Геликаон пристально вгляделся в море. Их унесло в незнакомые воды, и он понятия не имел, где они теперь находятся. Он быстро отвязал себя и Ониакуса, потом ринулся на нижнюю палубу.

Он никогда не забудет ужасного зрелища, представшего перед ним. Андромаха, беспомощная и неподвижная, висела на веревках, которые привязала к задней части скамьи гребцов. Лицо ее было бледным, волосы струились, как водоросли, в мелкой воде, собравшейся на досках палубы. Она все еще мертвой хваткой держала мальчиков. Оба были живы, хотя промокли насквозь, бледны и страшно испуганы.

Геликаон отвязал их, потом с ужасом в сердце поднял Андромаху. Ее голова безжизненно перекатилась набок, глаза были полузакрытыми и незрячими. Он бросил ее на мокрую палубу, перевернул на живот и нажал на спину, пытаясь вытолкнуть из ее груди воду. Похоже, это ничего не дало. Тело ее было обмякшим и неподвижным. Закричав от муки, Геликаон поднял ее за талию, вниз головой, и потряс, как тряпичную куклу. Наконец она слабо вздохнула, изо рта у нее хлынула вода, и Андромаха слабо кашлянула. Геликаон снова ее потряс, изо рта у нее снова полилась вода, а потом Андромаха начала кашлять громче и попыталась вырваться из его хватки.

Он поднял ее и крепко прижал к себе; слезы благодарности и облегчения текли по его щекам.

Они потеряли двадцать девять из шестидесяти восьми душ на борту. Как ни странно, однорукий ветеран Аргус выжил, хотя юношу Праксоса смыло за борт. Среди выживших было много раненых, двое умерли в тот же день.

Геликаон вправил вывихнутое плечо Ониакуса, крепко его перевязал и дал раненому в руку рулевое весло.

Потом Геликаон с Андромахой присоединились к здоровым членам команды, которые медленно гребли, направляя корабль по покрытому пеплом морю. Было трудно видеть в нескончаемой серой мгле, и Геликаон почти отчаялся найти убежище на ночь, когда впереди в полумраке показались темные очертания маленького низкого островка; большая его часть была вылизана волнами.

Они не могли вытащить корабль на берег, потому что у них не хватило бы людей, чтобы потом снова столкнуть его на воду. Поэтому они бросили каменные якоря на мелководье, подойдя как можно ближе к берегу.

Измученные, все уснули там, где легли, не обращая внимания на волны, плещущие прямо у их ног.

Утром Геликаон послал людей на поиски пресной воды. Они быстро нашли неподалеку ручей, и впервые с тех пор, как корабль покинул Теру, Геликаон понял, что на некоторое время они в безопасности.