Троя. Повелитель Серебряного лука
Шрифт:
Полидорус вернулся на укрепления, и тогда Геликаон показался из дворца и присоединился к ним.
– Когда придут микенцы? – спросил он.
– Когда откроются ворота. – Аргуриос повернулся к По-лидорусу. – Вернись во дворец и собери самых высоких и сильных орлов. Но не больше тридцати человек. Постарайся не вступать с ними в бой. Когда придут микенцы, нам понадобятся лучшие воины, которые у нас есть. Посмотри, можно ли вооружить их тяжелыми копьями.
– Да, Аргуриос.
Когда Полидорус ушел, микенец поднял голову над укреплениями.
– Осталось недолго, я думаю.
– Должно быть, это тяжело для тебя, – заметил Геликаон, когда Аргуриос пригнул голову.
Микенец почувствовал, как к нему возвращается злость на дарданца, но он сдержался и посмотрел на Счастливчика.
– Скоро я буду сражаться против моих товарищей. Я буду биться рядом с человеком, которого поклялся убить. «Тяжело» не подходящее слово, чтобы описать эту ночь.
– Порой, – тихо сказал Геликаон, – если постараться, можно услышать смех богов. Я, правда, сожалею, Аргуриос, что попросил тебя сопровождать меня во дворец к Кайгону. Если бы я знал, какую боль это тебе причинит, я никогда бы этого не сделал.
Гнев Аргуриоса прошел.
– Я не жалею о своих действиях в тот день, – сказал он. – Я встретил Лаодику. Я тогда не понимал, что провел всю жизнь в темноте и холоде зимней ночи. Когда я увидел ее, то мне показалось, что встало солнце. – Он замолчал на какое-то время, смутившись из-за собственной откровенности. – Полагаю, я говорю как безумец.
– Нет. Ты говоришь как влюбленный. Тебя словно невидимый кулак ударил в грудь? А твой язык как будто прилип к небу?
– Именно! Ты когда-нибудь чувствовал то же?
– Всякий раз, как вижу Андромаху.
В этот момент орел слева закричал:
– Они идут!
– Теперь начинается серьезный бой, – сказал Аргуриос, вскочив на ноги.
Царевич Агатон наблюдал за тем, как его фракийцы бросились к стенам. Больше не было боевых криков, только мрачная решимость победить и получить награду, которую обещал Агатон. Ему хотелось быть с ними, взобраться по лестнице и проложить себе дорогу к Приаму. Он надеялся увидеть, как царя поставят на колени, и он будет умолять о пощаде. Но пока это невозможно. После смерти Приама победа будет в его руках, но, если он сам погибнет во время атаки, все эти годы планов и заговоров закончатся ничем. Он неудачником отправится в Гадес. Неудачником. В глазах Приама он всегда был им. Когда Агатон подавил восстание хеттов на Ресосе, отец упрекнул его в том, что его войско понесло большие потери. «Гектор разбил бы их с половиной твоих людей, и погибла бы только десятая часть из них». Никакого пира в честь Агатона. Никаких лавровых венков.
Но разве когда-нибудь было по-другому? Ребенком Агатон боялся темноты и закрытого пространства, а отец отвел его в подземные пещеры Цербера. Приам рассказал ему о демонах и чудовищах, которые обитали в этих пещерах. Он испугал мальчика, что отсюда можно попасть прямо в Подземный мир. У отца был факел. Агатон жался к нему, его страх с каждой минутой становился сильнее. Они спускались все глубже и глубже, пока не подошли к подземной реке. Отец потушил факел и ушел от него. Агатон закричал, умоляя Приама взять его за руку.
Вокруг стояла тишина. Мальчик съежился в темноте от страха и заплакал, ему показалось, что прошла целая вечность.
Затем он увидел свет. Это его одиннадцатилетний сводный брат Гектор принес факел.
– Отец умер. Его забрали эриннии, заревел Агатон.
– Нет, он ждет тебя снаружи.
– Почему отец покинул меня?
– Он думает, что это поможет тебе избавиться от страха перед темнотой.
– Теперь мы можем идти?
– Я не могу остаться с тобой, Агатон. Отец не знает, что я здесь. Я вошел с южной стороны. Мы потушим факел, а ты возьмешь меня за руку. Я выведу тебя туда, где ты сможешь увидеть солнечный свет. Затем ты должен будешь остаться один.
– Почему он меня ненавидит, Гектор?
– Отец просто хочет, чтобы ты был сильным. Теперь я собираюсь потушить факел. Ты готов?
Гектор медленно провел его по туннелям, стараться держаться поближе к стенам. Агатон теперь не боялся, потому что чувствовал теплую руку Гектора и знал, что его брат не оставит его. Отчаяние прошло, впереди Агатон увидел солнечный свет.
– Мы увидимся позже, маленький брат, – сказал Гектор, скрывшись в темноте.
Агатон вышел и увидел отца, мать и двадцать советников, которые сидели на солнышке. Когда показался Агатон, Приам посмотрел на него.
– Во имя богов, мальчик, ты плакал? Ты – мой позор.
Отогнав от себя это воспоминание, Агатон наблюдал за тем, как фракийцы штурмуют стены. Странно, что было неслышно звуков битвы. Рядом с царевичем стоял светловолосый Ко-ланос.
– Оги укрылись во дворце, – сообщил он.
Они услышали крики раненых и умирающих людей. Ага-тон знал, что произошло. Это стреляли лучники. Развернувшись, он позвал одного из офицеров, командующих резервами.
– Пошли лучников! – велел он. – Враг спрятался на балконе. – Пришпильте их! Офицер собрал своих людей, сотня лучников побежала к лестницам.
Все должно было произойти очень просто. Люди Агатона должны были прийти во дворец, одолеть немногочисленных стражников и позволить микенцам завершить начатое. Вместо этого орлы закрыли ворота, и была организована защита крепости. Кто бы мог подумать, что толстый Антифон сможет справиться с убийцами? Агатона даже не пришло в голову, что он проживет достаточно долго, чтобы предупредить Геликаона. Агатон слышал, что всадник на золотом скакуне промчался мимо фракийцев, когда они маршировали к крепости. Дарданец выращивал таких лошадей. Ему стало известно, что воин в микенских доспехах разогнал фракийцев, когда они штурмовали ворота.
Геликаон и Аргуриос. Убийство этих двоих никогда не входил в его планы. Этих двоих пригласили по просьбе Ко-ланоса.
В конечном счете, они ничего не смогут поделать, только выиграть время, но это ужасно его раздражало.
Ворота во внутреннем дворе распахнулись. «Приготовь своих бойцов», – велел он Коланосу и пошел навстречу своей судьбе.
XXXIII Щит Илоса
Аргуриос вошел в мегарон, пройдя мимо трех рядов орлов, которые готовились защищать широкий дверной проем. К нему подошел Геликаон с закинутым на спину щитом.