Троя. Повелитель Серебряного лука

Геммел Дэвид

Двести двенадцать микенских воинов терпеливо стояли перед храмом Гермеса, ожидая приказа начать битву. Они были немного напряжены, потому что слышали удаленные звуки битвы и крики умирающих людей, эхом разносящиеся над городом. Некоторые воины шутили, другие болтали со старыми товарищами. Высокий Каллиадес с огромным щитом, прикрепленным к спине, прошелся вдоль статуй, которые стояли снаружи храма. «В лунном свете они кажутся почти настоящими», – подумал он, глядя в лицо Гермеса, крылатого бога путешественников. У него было молодое лицо,

чуть старше, чем у юноши, крылья на сандалиях были прекрасно сделаны. Дотянувшись, он коснулся толстыми пальцами камня. К нему подошел Одноухий Банокл.

– Говорят, они привозят египетских скульпторов, – сказал он. – Мой дядя однажды был в Луксоре. Он рассказывал, что у них там есть статуи высокие, как горы.

Каллиадес посмотрел на своего друга. Банокл уже надел свой шлем, закрывающий все лицо, и его голос звучал немного приглушенно.

– Должно быть, ты потеешь в этом шлеме, как свинья, – предположил Каллиадес.

– Лучше быть наготове, – ответил Банокл.

– Для чего?

– Я не доверяю троянцам. У них тысяча человек на Великих стенах.

– Ты никогда никому не доверяешь. Разве они не открыли нам ворота? Они служат новому царю. Никаких неприятностей для нас, – засмеялся. Каллиадес.

– Никаких неприятностей? – переспросил Банокл. – Ты действительно так думаешь? Должен был состояться небольшой бой. Фракийцы должны были взять крепость, а мы – разобраться с гостями на пиру. Все идет не очень хорошо, Каллиадес.

– Мы исправим это, когда они нас позовут. – Каллиадес показал на статую женщины со снопом колосьев в одной руке и мечом в другой. – Я узнал большинство богов, но кто это?

– Я не знаю. Возможно, какое-то троянское божество, – пожал плечами Банокл.

Крепко сложенный воин с черной бородой квадратной формы появился из переулка и направился к ним.

– Что нового, Эрутрос? – спросил Банокл.

– Есть хорошая и плохая новость. Ворота открыты, – ответил он. – Это долго не продлится»

– А плохая? – поинтересовался Банокл.

– Я разговаривал с Коланосом. Аргуриос сражается на стороне троянцев.

– Во имя Гадеса, я не думал, что это возможно, – воскликнул Каллиадес. – Когда стало известно, что он – предатель, я не поверил в это ни на секунду.

– Я тоже, – согласился Банокл.

– Ну, я надеюсь, это не я его убью, – сказал Эрутрос. – Этот человек – живая легенда.

Каллиадес отошел от своих друзей. Он не боялся этого боя. Его не беспокоило, что предстоит сражаться в незнакомом городе. Ему казалось, что мир просто делится на овец и львов. Микенцы были львами. Любой, кого можно победить, – овца. Это был естественный порядок, который был понятен Аргуриосу. Именно он первым рассказал ему эту теорию. Теперь Аргуриос, микенский лев, сражался рядом с овцами. Это было бессмысленно. Еще хуже, чем то, что во главе Каллиадеса и его друзей стоял Коланос. Его называли Победителем Духов, но Презренный было более подходящее для него прозвище. Потому что в первый

раз, с тех пор как они высадились, Каллиадес чувствовал беспокойство.

Он сражался с Аргуриосом у Партхи и в Фессалии, на Афинских равнинах. Он брал башни и штурмовал города вместе с ним, сражался плечом к плечу с ним во многих боях и сражениях. Аргуриоса никогда не интересовали добыча и деньги. Всю свою жизнь он служил царю. Во всем мире нет столько золота, чтобы купить такого человека, как Аргуриос. Как это возможно, что он предал микенцев и присоединился к врагам троянцам?

К нему подошел Банокл.

– Орлы удерживают фракийцев в дверях дворца. Убийца Геликаон сражается вместе с ними.

Это новость была еще лучше. Мысль, что подлый Сжигатель заплатит за свои ужасные преступления, подняла ему настроение.

– Если будет на то воля богов, – сказал он, – я отрежу ему голову.

– И выколешь глаза?

– Конечно, нет! Ты думаешь, я – языческий дикарь, как он? Нет, его смерти будет достаточно.

– Ну, ты можешь выследить Сжигателя. засмеялся Банокл. Как только мы избавимся от орлов, я поищу более нежную добычу. Никогда прежде не развлекался с царской дочкой. Говорят, что все дочери Приама красивы. Ты думаешь, мне позволят забрать одну домой?

– Зачем тебе это? – спросил Каллиадес. – Получив золото, которое нам обещали, ты сможешь купить сотню женщин.

– Правда, но царская дочь – это особенное. Есть чем похвастаться.

– Мне кажется, тебе никогда не нужно было ничего особенного, чтобы хвастаться.

«Я обычно думал, что я – самый большой хвастун в Зеленом море, – искренне рассмеялся. Банокл, – но затем я повстречал Одиссея. Теперь цари Итаки может хвастаться. Я клянусь, что он может придумать волшебную историю о том, как наступил на дерьмо в болоте.

Вокруг них начали собираться отряды микенцев. Каллиа-дес увидел, что к ним идет Коланос.

– Пора заслужить свою награду, – сказал чернобородый Эрутрос, надевая шлем.

Каллиадес вернулся туда, где оставил свой шлем. Банокл пошел вместе с ним. Когда Каллиадес оделся для битвы, Банокл снял свой шлем и потрогал пальцами свои длинные волосы цвета соломы.

– Пора надеть шлем, который ты снял, – заметил его товарищ.

– Потею как свинья, – ответил микенец с широкой улыбкой.

Они встали рядом со своими товарищами, ожидая, пока Коланос оглядит их.

– Вы знаете, что от вас требуется, микенцы, – закричал Коланос. – Дворец удерживается несколькими царскими стражниками. Это ночь крови. Этот ночь убийства. Намочите свои копья. Убейте их всех. Не оставляйте никого в живых.

Тела мертвых фракийцев сложили высокой кучей вокруг дворцовых дверей, еще больше воинов, убитых лучниками, валялось во внутреннем дворе. Геликаон опустил свой меч, когда выжившие фракийцы отошли к воротам.

Орлы вокруг него расслабились, наконец, воцарилась тишина. Геликаон повернулся к воинам, стоящим рядом с ним.