Тройная игра афериста
Шрифт:
• - Краслак, - сказал я, небрежно, - лесоповал, вагоностроительный заводик, питание дрянное - мужики мрут зимой, как мухи, кум Паша Батухтин - чудо в перьях, псих, как и ты, Профессор, хозяин учится заочно на юрфаке. Сейчас он должен быть, так, да, конечно, - на четвертом курсе. Я ему курсовые делал, значит, если его еще не выгнали, без халтуры не останусь. У него сейчас как раз самые сложные дисциплины пойдут: уголовное и гражданское право, истмат и прочее. А я пока еще Адвокат.
• - А меня куда пошлют работать, как вы думаете?
–
• - Такого громилу? Конечно, на лесоповал. Или на нижний склад, бревна катать. Не боись, выводных в лесу по двойной норме кормят.
Я, кстати, говорил шутя. Ты же сам знаешь, что твой папа телосложением не блещет. Я взглянул на Белого, но тот молчал, слушал.
– Профессор смутно представлял себе такие комплексные понятия, как лесоповал или нижний склад с бревнами. В памяти проявилась единственная информация о лесоповале - отрывок из старинной картины, где партийный товарищ рубит
лес, чтобы заготовить дрова для паровоза, везущего в голодную Москву топливо. Зрелище это не было утешительным: профессор не мог представить себя в заснеженном лесу с громадным топором, вгрызающимся в звонкие от мороза
стволы столетних сосен.
Но долго скорбеть профессору не дали. Загремели засовы, осужденных прогнали коридорами, обыскали, выдержали в отстойнике и запихали в огромную машину, которую накрыли сверху железной решеткой. По углам кузова сели автоматчики
и этап тронулся. Решетка давила на затылки, сидеть приходилось почти на корточках, профессор трясся и завидовал тем, кто не имел такого внушительного роста, такого огромного тела.
К счастью, до вокзала было не так уж далеко, вскоре решетка поднялась и зэки начали спрыгивать на землю под звонкий счет конвоя, пробегать через коридор автоматчиков с собаками и садиться на корточки, между шпалами, держа
руки на затылке.
Подогнали тюремный вагон и вся процедура повторилась: счет, коридор оскаленных овчарочьих зубов, блеск автоматов, вход в вагон.
Зайдя в купе, профессор вздохнул было облегченно, но тут же прекратил свой вздох, прижатый все новыми и новыми пассажирами. Когда в купе было запихнуто 14 человек, железная решетка, заменяющая обычную дверь купе, с лязгом
задвинулась, замок щелкнул, гортанный голос с сильным акцентом сообщил:
• Моя камер есть дванадцать джыгыт-бандыт.
– И почему в "столыпине" всегда черножопые в конвое?
– раздался сверху спокойный голос Верта.
Профессор с трудом поднял голову, я приглашающе махнул рукой:
– Залазь, Профессор, хорош там, внизу, мужичка из себя воображать. Косить под психа и наверху можно, да еще с комфортом.
Под бдительным контролем Верта наверх залезло еще трое. После этого Верт снял две полки и положил их поперек верхних кроватей. В нормальном купе эти полки должны были выполнять функции багажных, сейчас они дали возможность
пятерым этапниками разместиться на втором ярусе без толкотни. У открытого окошка, затянутого кокетливой решеткой, маскирующей истинную суть вагона, лежал Верт, профессор пристроился с ним рядом.
– Ты че окно занял?
– спросил какой-то незнакомый осужденный, но его сразу одернули громким шепотом: "Очумел, это же Мертвый Зверь!" и он сразу сменил тон, сказав:
– Извини, Адвокат, не узнал. А кто это рядом с тобой? Как-то он странно себя ведет?
– Профессор, - ответил Верт, - деловой, но башня немного поехала, докосился.
И наступила в купе уютная, преддорожная атмосфера. Знакомились, комментировали, планировали. Профессора удивляло, как быстро, с зверинной чуткостью, распределились роли в незнакомом коллективе. Каждый занял свое место,
свою ячейку в сложном иерархическом делении зэковского общества. Лидеры были наверху, массы - внизу, а вожак - у окна. И профессор испытал горячую благодарность к Верту, взявшему его под свою опеку. Профессор уже знал, как быстро падают люди в этом обществе на самое дно и как трудно в нем вскарабкаться наверх.
Неспешно постукивают колеса. Движется наш этап, набирает ход путешествие профессора в далекую Сибирь.
Приятным тенором поет в соседнем купе-камере какой-то зэк.
– Я так тебя люблю,
• Люблю тебя, как брата,
• В обьятья страстные
• О, не зови _ молю.
• Тебе принадлежать,
• Вот в жизни что хотела,
• Об этом знаешь ты,
• Как я тебя люблю.
Наивная, нескладная песня. Но будит она тоскливые и тревожные мысли у пассажиров "столыпина". Даже охрана притихла, прислушалась, не стучит коваными прикладами в железные двери-решетки импровизированных купе тюремного
вагона.
_ Я так тебя люблю!
• Усталая, больная,
• Пришла к тебе,
• О, не гони _ молю.
• Пусть я преступная,
• Но пред тобой чиста я,
• Об этом знаешь ты,
• Как я тебя люблю.
...Я прокашлялся. Что-то меня понесло. Целую повесть сочинил про те времена. Юноша не торопил меня продолжать рассказ. Он сидел тихо и глаза его были полузакрыты. Я решил внести в повествование юмористический момент. Как раз на память пришел момент, когда я попытался порадовать Профессора сексуальной разминкой с зечкой.
Глава 7
Наступила ночь. Все после треволнений погрузки поспали, сейчас оживали. Потянулся профессор, повел плечами, удивился в сотый раз шуткам судьбы, пресек гнусное побуждение шкодливой руки почесать в паху, пресек монолог прямой кишки.
• Конвоир черномазый у двери маячит.
• Эй, бандита, часы есть наручный, кольцо есть зелетой, деньги есть?
• У нас все есть, дубак нерусский, - отвечает с верху Верт.
– А у тебя что имеется?