Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд
Шрифт:
Но стоит ей разомкнуть губы, как я сам иду на опережение.
— Ты не офигела, дорогая? — предъявляю ей таким тоном, будто мы лет десять женаты. Однако мне плевать. Я мучаюсь от недосыпа, головной боли, голода и, черт возьми, какого-то паскудного жжения в груди.
Горит все внутри. Будто лука с болгарским перцем переел — и изжога от непереносимости этих продуктов внезапно накатила. Но нет. Все из-за того, что я Агату с тем павлином застал.
Бесят оба!
Прищурившись, раздраженно смотрю на взбудораженную чертовку.
Если кто и должен объясняться, то точно не я!
— «Спасибо» твое где? Как минимум, — рявкаю зло. — Я жду, — упираюсь кулаком в стену возле ее головы и ловлю растерянный взгляд.
Угольно-черные длинные ресницы опускаются, кончиками слегка касаясь пунцовых щек, — и тут же взлетают вверх. Теперь уже влажные. На бархатной коже, которую так хочется погладить, остаются две едва заметные слезинки, дрожат и срываются вниз. Белоснежные ровные зубки беспощадно сдавливают нижнюю губу.
И я ослабляю кулак. Протягиваю руку к невероятно красивому лицу, очертив овал, двигаюсь вниз. Нажимаю большим пальцем на подбородок, заставляя Агату перестать истязать себя.
Ярость мгновенно выветривается, а напряжение между нами спадает.
— Ты прав, я действительно благодарна тебе за вчерашнее… — покрасневшие глаза устало смотрят на меня. И я наконец-то замечаю, насколько Агата разбита. Я старался обеспечить ей нормальный отдых, но разве возможно это, если ее ребенок в больнице?
Спускаюсь пальцами по тонкой шее вниз, ласкаю подушечками острую ключицу, а сам не прерываю зрительного контакта с чертовкой. Словно потерять ее боюсь.
Меня заводит, когда она злится. Нравится, когда сдается и смягчается.
Однако это раскромсанное состояние, которое я наблюдаю сейчас, мне хочется срочно прекратить. Только не знаю, как.
— И я… погорячилась, наверное. Зная Ваську, я могу предположить, что история с «папочкой» произошла спонтанно и по ее инициативе, — шикарная грудь приподнимается и вздрагивает, выбивая из легких судорожный всхлип. — Но… — Агата зажмуривается, подавляя плач.
— Агата, тише, прекрати, — я не приказываю. Скорее, умоляю.
Обычно у меня одна реакция на женские слезы — развернуться и уйти. Потому что они лживые, ненастоящие. Бабское средство влияния на мужиков. Я четко усвоил это, поэтому никогда не поддавался.
Только не в этот раз.
Очередной жалобный стон Агаты ломает нас обоих.
Обхватив горячие щеки ледяными ладонями, прижимаюсь к ее лбу своим. Затаив дыхание, ловлю лихорадочные всхлипы — не двигаюсь практически.
Я не умею успокаивать баб, черт возьми! Проще свалить, чтобы не видеть заплаканного лица Агаты. Но почему-то не могу. Вместо этого невесомо касаюсь губами выступающей скулы.
Не понимаю, откуда во мне вдруг эта разрушительная слабость? Наверное, все проблемы от недосыпа и недо…
— Ты не понимаешь, чем грозит такая, на первый взгляд, безобидная игра, — хмурится Агата, опускает голову и убирает мои руки.
Подчиняюсь нехотя. Со скрипом.
— Так расскажи, — бросаю с вызовом. Не вовремя ее Макара вспоминаю. Пусть заодно объяснит, какую пользу детям ее игры с ним принесут?
— Адам, своими действиями ты крепче привязываешь тройняшек к себе, — укоризненно лепечет она. И дрожит вся, хотя в помещении совершенно не холодно. Скорее, наоборот. Я подыхаю от духоты. — Думаешь, они просто так начали называть тебя «папочкой»? — произносит обычное слово с таким ядом, что мне становится не по себе.
— Это вышло случайно… — хочу оправдаться, но она не намерена меня слушать.
— Для тебя это ровным счетом ничего не значит, но для них… точка невозврата. Мечта, Адам, которую я осуществить не в силах. У них нет родного отца, а чужого мужика я в семью не пущу, потому что он не сможет полюбить моих детей. А значит, и мне такой не нужен, — выпаливает откровенно, с налетом обреченности. — Ты заставляешь детей поверить, что всегда будешь рядом. Но ведь это не так? — Агата не утверждает. Спрашивает. И умолкает будто в ожидании ответа.
Но что я могу сказать, если она чертовски права.
Я не заметил, как заигрался в примерного семьянина. На сутки вовсе выпал из реальности — и забыл о своей первоначальной цели. Зачем мне чьи-то дети, если я должен срочно найти своего? Я трачу время здесь, уделяя слишком много внимания тройняшкам, от которых уеду, и пуская слюни по их матери, которую никогда не трону.
— Я и не планировал ничего подобного, — выдыхаю и отступаю назад. Замечаю тень разочарования на идеальном лице Агаты.
Сложив руки в карманы, принимаю невозмутимый, равнодушный вид. Если быть безнадежным подонком в ее глазах, так идти до конца.
— Знаю. Ты поиграешь в хорошего дядю и уедешь навсегда, как только решишь вопрос с родным ребенком, — чертовка повышает голос, а ее всю трясет от волнения. Дико хочу обнять ее, к себе прижать, успокоить. Но нельзя. — А «злая мама» останется успокаивать детей и объяснять, почему большой друг их бросил. И убеждать, что это не они плохие и никому не нужные, а просто так сложились обстоятельства.
Ее слова настолько острые и точные, что наносят почти физическую боль. Все так и будет. Иного пути нет.
— Я всего лишь хотел вам помочь, — все, что могу произнести в свое оправдание.
— Ты это сделал, и я очень благодарна тебе. Но сейчас уезжай, пожалуйста, — отталкивается от стены, направляется к двери. — Дай мне несколько дней, пока Василиса поправится, а после — продолжим поиски твоего наследника, — распахивает одним рывком, едва не сорвав полотно с петель. — Чтобы скорее покончить с этим, — добавляет чуть слышно. — И с тобой…