Трудная жизнь
Шрифт:
– Как и Коллопи, он умер в Риме и похоронен там же. Я видел его могилу. Мик, дай нам по кружке пива и бутылку портера. Могила очень красива и поддерживается в хорошем состоянии.
– Очень интересно.
– Ките сам сочинил для себя эпитафию. Он был весьма критического мнения о себе как о поэте и велел написать на могильном камне своего рода насмешку над собой. Конечно, это могло быть просто уловкой, желанием напроситься на похвалу.
– Так что там было, в этой эпитафии?
– Он написал: Здесь лежит тот, чье имя начертано на воде. Очень поэтично, а?
– Да, теперь я вспомнил.
– Подожди, я тебе ее покажу.
Он порылся во внутреннем кармане, достал оттуда бумажник, выудил из него искомую фотографию и с гордостью протянул мне. На ней была изображена большая плоская могильная плита с надписью:
КОЛЛОПИ.
Из Дублина
1848-1910
Здесь лежит тот, чье имя
начертано в воде.
R.I.P. [54]
54
Requiescat in pace – Покойся с миром (лат.).
– Разве не здорово, хихикнул он. «В воде» вместо «на воде»?
– Тут только фамилия? А как его звали?
– Будь я проклят, не знаю. И отец Фарт тоже не знает.
– Ладно, а откуда ты взял год его рождения?
– Ну, это до некоторой степени догадка. Врач в больнице сказал, что ему было примерно шестьдесят два года, и эта цифра вписана в свидетельство о смерти, которое я взял с собой. Так что мне просто осталось вычесть одно число из другого. Что ты думаешь о надгробии?
– Моя очередь платить. Чего ты хочешь?
– Кружку пива. Я сделал заказ.
– По-моему, плита выглядит очень хорошо, – сказал я, – и ты поступил мудро, заказав ее. Думаю, тебе следует материально поддержать Анни, когда она отправится навестить могилу отца.
– Очень хорошая идея, – ответил он, – просто превосходная.
– Наверное, нам пора уходить отсюда и отправляться на встречу с адвокатами.
Мы все же немного опоздали. По прибытии в контору Спроула, Хиггинса и Фоггарти нас встретил унылый клерк. Узнав наши имена, он подвел нас к комнате с табличкой МИСТЕР СПРОУЛ и жестом пригласил войти. Мистер Спроул оказался древним стариком, морщинистым, как пергамент, на котором он писал, словно сошедшим со страниц романов Диккенса. Приподнявшись, он пожал нам руки и жестом пригласил садиться.
– Ах, – сказал он, – какое грустное известие про мистера Коллопи.
– Вы получили мое письмо из Рима, мистер Спроул? – спросил брат.
– Да, конечно. Мы также получили письмо от нашего собственного представителя в Риме. Мы единственная фирма в Дублине, имеющая такого представителя. С этим завещанием нам пришлось повозиться.
– Да, – сказал брат, – мы хотели бы получить некоторое представление о том, что там говорится. А вот, кстати, и свидетельство о смерти.
– Оно нам очень пригодится. Спасибо. Завещание в данный момент находится здесь у меня. Я уверен, вы не хотите, чтобы я утомлял вас всякой крючкотворческой чепухой, на которой мы, адвокаты, так любим настаивать.
– Нет, мистер Спроул, не хотим, – ответил я нетерпеливо.
– Хорошо. Мы не знаем точной стоимости собственности покойного, поскольку она состояла в основном из капиталовложений в разные предприятия. Но мы можем подвести итог желаниям завещателя. Во-первых, основное наследство. Дом на Уорингтон-плейс и тысячу фунтов наличными он оставляет своей дочери Анни. Каждому из своих сводных племянников – то есть вам, джентльмены, – он оставляет по пятьсот фунтов наличными, при условии, что они будут жить в его доме до момента его смерти.
– Великий Боже, – вскричал брат, – я теперь вне игры! Я не живу там уже несколько месяцев.
– Какое невезение, – сказал мистер Спроул.
– И это после того, как я за свой счет похоронил его в Риме и воздвиг надгробный камень на его могиле!
Он недоверчиво посмотрел на нас.
– С этим уже ничего не поделаешь, – строго сказал я. – Что там еще, мистер Спроул?
– После того, как все это будет устроено, – продолжил адвокат, – мы должны основать фонд Коллопи. Этот фонд будет выплачивать его дочери Анни по триста фунтов ежегодно в течение всей ее жизни. Фонд построит и будет поддерживать в надлежащем состоянии три здания, которые завещатель назвал местами приюта. Они будут находиться в Айриштауне (Сэндимаунт), в Хэролдс-Кросс и в Филбсборо. На двери каждого из них будет рельефно выведено слово МИР, и каждое будет находится под патронажем своего святого – Святого Патрика, Святого Иеронима и Святого Игнатия соответственно. На каждом из этих зданий будет табличка с соответствующей надписью. Например, ФОНД КОЛЛОПИ – Приют Святого Иеронима. Обратите внимание, как удачно они расположены географически.
– Да, действительно, – сказал я. – Кто будет проектировать эти здания?
– Мой дорогой сэр, мистер Коллопи подумал обо всем. Все уже сделано. Одобренные архитекторами планы хранятся у меня.
– Это все? – спросил брат.
– В основном, да. Есть еще несколько небольших сумм, завещанных разным людям, и деньги на заупокойные мессы, которые следует отдать преподобному Курту Фарту, иезуиту. Конечно, ни одна сумма не может быть выплачена до тех пор, пока завещание не вступит в силу. Но, думаю, это произойдет автоматически.
– Прекрасно, – сказал я. – Мой брат живет в Лондоне, но я сам пока остаюсь здесь. По старому адресу.
– Превосходно. Я вам напишу.
Мы поднялись, чтобы уходить. Неожиданно, уже в дверях, брат обернулся.
– Мистер Спроул, – сказал он, – могу я задать вам один вопрос?
– Вопрос? Конечно.
– Как звали мистера Коллопи?
Мистер Спроул был явно озадачен.
– Фердинанд, разумеется.
– Спасибо.
Когда мы снова очутились на улице, я увидел, что брат подавлен вовсе не так сильно, как можно было бы ожидать.
– Фердинанд? Забавно! Что мне сейчас крайне необходимо, так это выпивка. Я стал на пять сотен фунтов беднее, чем был, когда входил в эту контору.
– Ну, так давай выпьем за то, что мне повезло больше.
– Отлично. Давай только держаться поближе к трамваю на Кингстаун, поскольку я хочу попасть на вечерний пароход. Я оставил свой багаж в Лондоне по пути сюда. Вот это место нам, пожалуй, подойдет.
Он затащил меня в паб на Саффолк-стрит, но, к моему удивлению, согласился выпить полстакана вместо целого. Все из-за предстоящего ему длительного ночного путешествия. Брат пребывал в ностальгическом расположении духа и был склонен к воспоминаниям. Мы переговорили о многом из нашей прошлой жизни.