Трудная жизнь
Шрифт:
До отхода поезда оставалось не менее сорока пяти минут, и прошло не менее получаса, прежде чем в вагон стали заходить другие пассажиры. Я достал небольшой стакан и протянул его мистеру Коллопи, к немалому удивлению последнего. Потом вынул из заднего кармана плоскую флягу емкостью в полпинты.
– Я немного разбавил содержимое водой, – сказал я, – так что вы можете пить это без опасения.
– О, блаженные мученики на небесах, – громко воскликнул мистер Коллопи, – отец Фарт, вы когда-нибудь слышали что-либо подобное?! Пить виски в вагоне первого класса – и это называется паломничеством к престолу Святого Папы!
– Пожалуйста, не принимайте все так близко к сердцу, – серьезно ответил отец Фарт, – тем более не пристало делать это на публике.
Когда поезд вытянулся вдоль борта почтового парохода в Кингстоне, я снова использовал свою стратегическую находку с двумя носильщиками. Мы с комфортом усадили мистера Коллопи, как он и просил, в обеденном салоне. Я очень устал и сказал ему и отцу Фарту, что должен попрощаться с ними и отправиться домой.
– Бог благословит тебя за твою помощь, мой мальчик, – сказал отец Фарт.
– Когда вернешься, – добавил мистер Коллопи, – скажи Анни, что у меня в кровати под матрасом лежит пара грязных носков. Их нужно постирать и заштопать.
– Хорошо.
– И если зайдет Рафферти, спросить насчет показаний гидрометра, скажи ему, чтобы продолжал передавать прибор по цепочке. Особо подчеркни это. Следующей в списке стоит миссис Хайес из Сэндимаунта. Затем идет миссис Фитцгерберт из Хэролдс-Кросс. Он знает этих дам. А там и я вернусь.
– Очень хорошо. До свидания, и желаю удачи.
Так вот они и отплыли. Как проходило их путешествие? Эта любопытная история стала известна из писем, которые я получал от своего брата и которые привожу ниже.
17
Примерно через три недели после отъезда путешественников я получил от брата следующее письмо:
Ну вот мы и в Риме в отеле «Elite et des 'Etrangers». Весна приходит сюда раньше, и уже очень тепло.
Наше
Нам гораздо легче помогать Коллопи двигаться и существенно легче его одевать, находясь на terra firma [51] , – он даже мог бы одеваться самостоятельно, если бы носил здесь те же обноски, что и в Дублине, – и мы обычно проводим первую половину дня до ленча, просто сидя на солнышке и разговаривая. Конечно, здесь не достать ирландского виски, и Коллопи теперь пьет абсент. Я же в основном пью бренди, поскольку опасаюсь осложнений на сердце. После обеда мы обычно нанимаем экипаж и отправляемся в неспешное путешествие и осматриваем такие достопримечательности, как Колизей или Форум. Дважды мы были на площади Святого Петра. Вечером, убедившись, что Коллопи благополучно улегся в постель, я исчезаю до поздней ночи. Я обнаружил, что Вечный Город полон публичных домов, но держусь от них подальше. Здесь есть несколько чертовых ночных клубов, большинство из которых, как мне говорили, действует нелегально.
А теперь о наших интригах. Я думаю, мы можем положиться на отца Фарта в том, что он введет в действие свои секретные планы даже без напоминания с нашей стороны. Вчера утром он представил нам монсеньора Кахилла, очень интересного человека, и к тому же уроженца города Корк. Он что-то вроде ватиканского гражданского служащего и обладает правом постоянного доступа к Святому Папе. Он не только переводчик, в совершенстве знающий по меньшей мере восемь языков (по его словам), но и стенографист, чья задача состоит в том, чтобы записывать все реплики и замечания Святого Папы в ходе аудиенций. Он переводит просьбы пилигримов устно и записывает только ответы. Это в высшей степени дружелюбный человек, который всегда искренне рад увидеться с кем-нибудь из Ирландии и прекрасно понимает, как следует поступать со стаканом доброго вина. Он очень привязался к Коллопи, который, к моему великому изумлению, в деталях знает город Корк.
Он обещал сделать все возможное, чтобы устроить нам аудиенцию, но у отца Фарта в колоде больше козырей. Он знаком, или поставил себе целью познакомиться, с неким кардиналом Балдини, из тех, кого зовут местными прелатами. Каждый день он находится в папской свите. Он, разумеется, обладает огромным влиянием и может устроить что угодно. На все вопросы отец Фарт отвечает уклончиво и не дает Коллопи никаких обещаний, говоря, что Понтифик очень занят и мы должны запастись терпением. Лично я нисколько не сомневаюсь, что аудиенция рано или поздно состоится. Настолько, что уже купил для Коллопи фрак. Кардинал Балдини принадлежит к ордену францисканцев и живет в францисканском монастыре на виа Мерулана, там же, где находится прекрасная церковь Сан-Антонио-ди-Падуя. (Мой итальянский улучшается с каждым днем.) Вот и все пока. Напишу через несколько дней. М.
P. S. Не спускай глаз с Анни. Я надеюсь, больше не будет этих идиотских гуляний вдоль канала.
51
Твердая земля (лат.) – т. е. суша.
18
Следующее письмо, которое я получил неделю спустя, было коротким. Вот что он писал:
То, чего мы так долго ждали, – свершилось. Отец Фарт пришел, как обычно, рано утром и после непродолжительного разговора, как бы между прочим, попросил меня и Коллопи приготовить наши фраки к шести часам вечера, поскольку мы отправимся в монастырь: нанести визит кардиналу Балдини. Это было потрясающим откровением. Очевидно, отец Фарт тихо и незаметно плел закулисные интриги в столь присущей иезуитам манере. Я понял, что аудиенция у Папы – дело решенное, но ничего не сказал.
Приведя себя в надлежащий вид, я решил подстраховаться и начал трудную работу по одеванию мистера Коллопи в пять часов. Это было мудрое решение, поскольку процедура заняла почти час. В конце концов он приобрел очень забавный вид.
Вместе с отцом Фартом мы выехали на виа Мерулана. Здание монастыря оказалось простым и аскетическим, но неожиданно очень большим. Приемная была достаточно комфортабельна, но вся увешана картинами на религиозные темы. Кардинал Балдини был низкорослым, полным человеком, очень общительным и с веселыми манерами. Мы поцеловали кольцо на его пальце, а он приветствовал нас на превосходном английском. Мы непринужденно расселись по местам.
– А как поживают все мои друзья в Дублине? – спросил он Коллопи.
– Слава Богу, хорошо, Ваше Преосвященство. Я и не знал, что вы бывали в наших краях.
– Я нанес туда визит в тысяча восемьсот девяносто шестом году. И кроме того, я провел десять лет в Англии.
– Да-да.
Тут отец Фарт принялся болтать о прелестях путешествия за границу, о том, как оно расширяет кругозор и еще раз доказывает католикам, насколько вселенской является их вселенская церковь.
– А я вот никогда не путешествовал, – сказал Коллопи. – Поскольку человек должен оставаться там, где его работа.
– Истинная правда, – сказал кардинал Балдини. – Но наш виноградник действительно очень обширен. И с каждым годом становится все больше и больше. Посмотрите, какая работа проделана в Африке, в Китае и даже в Японии.
– Я понимаю, насколько велик этот труд, – ответил Коллопи, – поскольку и сам стараюсь вести миссионерскую деятельность. Не в религиозном смысле этого слова, разумеется.
Тут отец Фарт принялся говорить о центральном предмете всей нашей религии – о Ватикане и Святом Папе.
В конце концов кардинал повернулся к Коллопи и произнес:
– Мистер Коллопи, я верю, вы и ваши спутники были бы рады получить личную аудиенцию у Святого Папы?
– Ваше Преосвященство, это действительно была бы великая честь для нас.
– Хорошо, я все устроил. Послезавтра после обеда в четыре часа.
– Мы все в высшей степени благодарны вам, Ваше Преосвященство, – ответил отец Фарт.
Вот и все об этом. Мы вернулись в отель очень довольные собой. Я прямиком отправился в американский бар, чтобы отпраздновать это событие. К тому времени, как ты получишь мое письмо, аудиенция уже состоится. Я напишу тебе сразу же после нее и дам самый полный отчет. М.
19
Пусть это экстраординарное письмо говорит само за себя. Оно разрывает мне сердце.
Прошло уже несколько дней после аудиенции, но только сейчас я нашел в себе силы, с помощью монсеньера Кахилла, написать тебе это письмо. Пожалуйста, сохрани его, поскольку у меня нет копии.
Это был страшный, безобразный скандал.
В сущности, Папа послал нас к черту. И заставил замолчать отца Фарта.
Папские дворцы расположены справа от базилики, если стоять к ней лицом, сразу позади входа. Отец Фарт провел нас в маленький офис, охраняемый швейцарской гвардией. Поскольку это было частное рандеву, через пять минут появился кардинал Балдини, пригласил нас следовать за ним и выдал каждому по толстому путеводителю, или каталогу. Нам потребовалось немало времени, чтобы пройти эти огромные ослепительные залы, все время обсуждая увиденное. Кардинал показал нам прекрасную галерею – лоджию Григория XIII, тронный зал, солнечную ротонду – круглый зал, уставленный статуями, салон Рафаэля с многочисленными портретами великих живописцев; частично ватиканский музей; Сикстинскую капеллу и множество других мест, которые я не могу припомнить. Также я не могу вспомнить большую часть из потока пояснений кардинала. Запомнилось только, что в Ватикане есть свой приходской священник, который, – а вовсе не Папа, – отправляет здесь церковную службу. Великолепие всего увиденного поражало. Прости меня, Боже, но мне кажется, все это выглядело немного вульгарно, а кое-где они слегка переборщили с золотом и позолотой.
– Предыдущий Папа Лев, – сказал кардинал Балдини, – был на короткой ноге с королями и принцами. Он наслаждался искусством и высокой наукой. Конечно, его Rerum Novarum [52] был великой вещью для трудящихся классов. Но человек, с которым вы должны встретиться, – это Папа бедных и убогих. Всякий раз, когда он может помочь им, он помогает.
– Это на самом деле так? – спросил Коллопи.
Я сразу подумал о чуде, на которое мы все надеялись. Но сам он об этом ничего не сказал.
Мы прошли через дверь и вступили в прекрасную комнату. Это была приемная перед рабочим кабинетом Папы. Кардинал приказал нам подождать и вышел в другую дверь. Место, где мы оказались, выглядело восхитительно и подействовало на нас умиротворяюще. Несколько минут спустя открылась другая дверь, и кардинал сделал нам знак войти. Мы позволили медленно продвигавшемуся, опирающемуся на палку Коллопи возглавить нашу процессию, я шел за ним, а отец Фарт замыкал шествие.
Святой Папа сидел за письменным столом, монсеньер Кахилл – на некотором расстоянии справа от него. Пий X оказался меньшего, чем я ожидал, роста, довольно тощим и выглядел очень старым. Он приветливо улыбнулся, встал и обошел вокруг стола, чтобы встретить нас. Мы преклонили колени и поцеловали кольцо на пальце Ловца Душ Человеческих. Он заговорил на латыни. Его голос возвысился, когда он стал произносить то, что, как я полагаю, было папским благословением.
Потом он вернулся на свое место за столом, а пилигримы и кардинал подошли к стульям, стоящим напротив. Я выбрал стул с самого края, поскольку не собирался ничего говорить и не хотел, чтобы ко мне обращались с вопросами. Я заметил, что монсеньор Кахилл приготовил бумагу и карандаш.
Папа спросил что-то у мистера Коллопи по-итальянски, а монсеньор Кахилл мгновенно перевел вопрос на английский и так же быстро ответ – обратно на итальянский.
ПАПА: Как дела в вашей стране – возлюбленной нами Ирландии?
КОЛЛОПИ: Так себе, Ваше Святейшество. Британцы все еще там.
ПАПА: Но разве страна не процветает?
КОЛЛОПИ: Я так не думаю, Ваше Святейшество. Слишком много в Дублине безработных.
ПАПА: Это глубоко огорчает наше сердце.
ОТЕЦ ФАРТ (по-итальянски): Некоторые ирландцы имеют определенную склонность к лени, Святейший Отец, но их вера, возможно, самая твердая во всем христианском мире. Сам я немец, но ничего подобного в Германии не видел. Это вдохновляет.
ПАПА: Ирландия всегда была дорога нашему сердцу. Это благословенная страна. Ее миссионеры есть повсюду.
(После нескольких минут еще более бессвязного разговора мистер Коллопи сказал что-то таким тихим голосом, что я не смог уловить ни слова. Монсеньор Кахилл мгновенно перевел. Папа, похоже, был озадачен. Мистер Коллопи пробормотал под нос еще более длинную речь, которая так же была мгновенно переведена. Я должен привести здесь сделанную монсеньером Кахиллом стенограмму на латыни и итальянском. Перевод в основном сделан им же.)
Говорит КОЛЛОПИ.
ПАПА: Che cosa sta dicendo questo poveretto?
Что хочет сказать это бедное дитя?
Говорит МОНСЕНЬОР КАХИЛЛ.
ПАПА: E tocco? Nonnunquam urbis nostrae visitentium capitibus affert vaporem. Dei praesidium hujus infantis amantissimi velimus.
Это дитя в своем уме? Иногда жаркий климат и испарения нашего города оказывают вредное действие на голову. Мы будем молить Господа, чтобы он защитил возлюбленное дитя.
КОЛЛОПИ говорит снова.
Говорит МОНСЕНЬОР КАХИЛЛ.
ПАПА: Ho paura che abbiate fatto un errore, Eminenza, nel potar qui questo pio uomo. Mi sembra che sia un po ‘tocco. Forse gli manca una rotella. Ha sbagliato indirizzo? Non siamo medici che curano il corpo.
Дорогой кардинал, я боюсь, вы совершили ошибку, пригласив этого набожного человека увидеться с нами. Боюсь, Бог отметил его. Мы не можем ручаться, что его голова в порядке. Может быть, он попал не по адресу? Мы не лечим телесные недуги.
Говорит ОТЕЦ ФАРТ.
ПАПА: Ma questo `e semplicemente mostruoso. Neque hoc nostrum officium cum concilii urbani officio est confundendum
Но это чудовищно! Это дело городского совета. Не надо вмешивать в него наш офис.
Говорит КАРДИНАЛ БАЛДИНИ.
ПАПА: Nobis presentibus istud dici indignum est. Num consilium istud inusitatum rationis legibus continetur? Nunquam nos ejusmodi quicquam audivimus.
Говорить такое в нашем присутствии значит подрывать нашу репутацию. Где это слыхано – предлагать нам ложь во спасение? Мы никогда раньше не слышали ни о чем подобном.
КОЛЛОПИ мямлит что-то в ответ.
МОНСЕНЬОР КАХИЛЛ говорит.
ПАПА: Graviter commovemur ista tam mira observatione ut de tanta re sententiam dicamus. Intra hos parietes dici dedecet. Hic enim est locus sacer.
Мы глубоко встревожены такой странной просьбой о вмешательстве в это дело. Недопустимо даже упоминать о таких вещах в этих стенах. Это святое место.
КАРДИНАЛ БАЛДИНИ говорит по-итальянски.
ПАПА: Non possiamo accettare scuse e pretesti. Il Reverendo Fahrt ha sbagliato. Ci da grande dolore.
Мы не можем принять никаких отговорок и извинений. Отец Фарт допустил прегрешение. Он наполнил наше сердце печалью.
ОТЕЦ ФАРТ говорит по-итальянски.
ПАПА: Non ossiamo accettare ci`o. Sembra ci sia un rilassamento nella disciplina nella Societ`a di Ges`u in Irlanda. Se il Padre Provonciale non agisce, dovremo noi stessi far tacere il Reverendo Fahrt.
Мы вообще не принимаем это. Похоже, в ирландском отделении ордена иезуитов ослабла дисциплина. Если наш наместник в Ирландии ничего не сделает, мы своей властью заставим замолчать отца Фарта.
КОЛЛОПИ что-то бормочет.
Говорит МОНСЕНЬОР КАХИЛЛ.
КАРДИНАЛ БАЛДИНИ говорит по-итальянски.
ПАПА: `E inutile parlarne. Quest’ uomo soffre di allucinazionie di ossessioni, e `e stato condotto su questa via del Reverendo Fahrt. Come abbiamo gi`a ditto, tutto questo ci rattrista profondamente, Cardinale
Это нехорошо. Этот человек страдает серьезными маниями и навязчивыми идеями, а отец Фарт поощряет его расстройство. Как мы уже сказали, это наполняет скорбью наше сердце, кардинал.
Говорит КАРДИНАЛ БАЛДИНИ.
ПАПА: Homo miserrimus in valetudinario a medico curandus est.
Этот бедный человек нуждается в заботе врачей.
Снова говорит КАРДИНАЛ БАЛДИНИ.
ПАПА: Bona mulier fons gratiae. Attamen ipsae in parvularum rerum suarum occupationibus verrentur. Nos de tantulis rebus consulere non decet.
Добрая женщина – фонтан милосердия. Но они сами должны заниматься своими маленькими личными делами. Неуместно советоваться с нами по таким вопросам.
И снова говорит КАРДИНАЛ БАЛДИНИ.
ПАПА: Forsitan poena leviora ille Reverendus Fahrt adduci posit ut et sui sit memor et quae sacerdotis sint partes intellegere.
Возможно, не слишком суровая епитимья поможет отцу Фарту восстановить душевное равновесие и начать уделять должное внимание своему святому долгу.
Тут Папа поднялся, и все присутствующие на аудиенции поднялись тоже.
ПАПА: Nobis nune abeundum esse videtur. Illud modo ex liberis meus quaero ut de iis cogiteat quae exposui.
Я думаю, мы должны сейчас удалиться. Я прошу своих детей поразмышлять над тем, что мы сейчас сказали.
Затем Святой Папа осенил нас крестным знамением и исчез за дверью, открывшейся позади него.
В молчании, друг за другом проследовали мы через приемную. Кардинал Балдини и отец Фарт шли впереди, о чем-то тихо переговариваясь. В тот момент я, конечно, не имел ни малейшего представления ни о теме, обсуждавшейся на аудиенции, ни о том, что говорил Папа по-латыни и по-итальянски. И только расспросив на следующий день монсеньера Кахилла, я получил кое-какую информацию. И должен был сесть, чтобы не упасть. Я поинтересовался, какой предмет обсуждали на аудиенции. Он ответил, что дал слово чести, что никогда никому этого не откроет.
Мое продвижение по коридорам Ватикана бок о бок с мистером Коллопи было медленным и утомительным. Чуда не произошло. Ничто не смогло исцелить его от баснословного веса. Думаю, на это способно только время.
52
Новая вещь (лат.).
20
Было утро. Я лежал в постели, решившись наконец, не идти в этот день в школу и думая о том, что, возможно, уже никогда больше туда не пойду. Последнее письмо брата с экстраординарными сведениями о Святом Папе и отце Фарте содержало чек на двадцать пять фунтов. Я только что велел Анни принести мне в постель завтрак и лежал, наслаждаясь покоем, куря и размышляя. Было слышно, как погонщики кричат на лошадей, тянущих по каналу баржи. Достойно удивления, как быстро меняется жизнь. Получение братом наследства в пять тысяч фунтов стерлингов было чудом само по себе, а другим чудом было основание им в Лондоне нового университета, проделанное с большой ловкостью и сноровкой. А теперь он вместе с мистером Коллопи и отцом Фартом беседует с самим Святым Папой. Меня бы не удивило, если бы моего брата назначили мэром Рима или если бы он вернулся домой в пурпурной мантии кардинала, поскольку я знал, что в былые времена Папы не видели ничего особенного в том, чтобы назначать на должности кардиналов сущих детей. Я думал о том, что мог бы отправиться к брату в Лондон. Даже если его бизнес не устроит меня, там найдется масса другой работы.
Неожиданно в комнату вошла Анни и протянула мне оранжевый конверт. Это была телеграмма.
КОЛЛОПИ УМЕР. ПОХОРОНЫ ЗАВТРА ЗДЕСЬ, В РИМЕ. ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ.
Я чуть не свалился с постели. Анни стояла, уставившись на меня.
– Кажется они уже на пути домой? – спросила она.
– Э... да, – запинаясь пробормотал я. – Они только, вероятно, ненадолго заедут в Лондон. Бизнес брата, ты же понимаешь.
– Им, наверное, – сказала она, – было бы очень интересно побродить по всему свету?
– Это было бы очень утомительно.
– Ах да, и подумай об их кошельках. Пошло бы это им на пользу?
Она вышла, а я остался лежать наедине с грустным известием, которое должно было изменить всю нашу жизнь. Я лгал Анни совершенно автоматически и только сейчас осознал, что умерший был ее отцом. Я зажег еще одну сигарету и понял, что не знаю, что делать. Да и что я мог сделать.
Через некоторое время я встал и начал печально слоняться по всему дому. Анни куда-то ушла, видимо за продуктами. Я абсолютно не представлял, как сообщу ей эту ужасную новость. Как она ее примет? Это выходило за пределы моего разумения. Я подумал, что пара бутылок крепкого мне не повредит. Почти уже надев пальто, я вдруг остановился, снова вытащил телеграмму и уставился на нее. А потом сделал то, что, как теперь понимаю, было актом трусости. Я положил ее на кухонный стол и быстро вышел из дома. Перешел через канал по мосту Бэггот-стрит и вскоре уже сидел в пабе, дожидаясь, когда принесут бутылку портера.
У меня не было в обычае сильно напиваться, но в тот раз я просидел там много-много часов, отчаянно стараясь прояснить свои мысли. Без особого успеха. Когда я ушел оттуда, было почти три часа. Шатаясь, я брел домой, держа в руках шесть бутылок.
Дома никого не было. Телеграмма отсутствовала, а на ее месте лежала записка, гласившая, что еда в духовке. Я достал отбивную, что-то еще и стал есть. У Анни были подруги, и, вероятно, она ушла к одной из них. Ну что же, оно и к лучшему. Я почувствовал себя невероятно отяжелевшим и сонным. Осторожно собрав бутылки, прихватив стакан и штопор, я отправился в спальню, плашмя упал на постель и вскоре забылся глубоким тяжелым сном. Когда я проснулся, было раннее утро. Я налил себе выпить и закурил сигарету. Постепенно воспоминания о событиях прошедшего дня вернулись ко мне.