Трудно быть мачо
Шрифт:
– Чего ты так страдаешь? – с ухмылкой спросил Чернаков, выруливая на проспект, – обещали больше не трогать?
– Да надоело все это… Сколько можно таскать туда-сюда?
– Увы, все только начинается, Юра. Как в песне… Короче, – он резко сменил тон с милого на шпионский, – мне приятель утром позвонил. В одном кабинете пару лет сидели. Он сейчас в этом районе старшим опером.
– И что? – еще больше пожух охранник.
Чернаков остановил машину.
– А то! Херово дело! Есть команда нас с тобой оприходовать на нары. Якобы, чуть ли не из Москвы звонили. Показательный процесс.
– А почему именно нас? – на Юриных щеках вспыхнул румянец, что говорило о начавшейся в его душе панике.
– Тебе спасибо. Ты бы больше языком молол. Да еще под этим подписывался.
Чистосердечное признание, конечно, иногда смягчает вину, но отнюдь не освобождает от геморроя. Сейчас группа захвата сидит в коридоре под видом гражданского населения. Целых шесть рыл. Усекаешь, кого захватывать будут? Нас с тобой. По три бойца на брата. Не веришь, могу позвонить приятелю, сам поговоришь. Или поедем, заглянешь в коридор… А группу захвата заказывают, когда человека хотят закрыть.
– Куда закрыть?
– Под замок! Ты ж профессионал, сам знаешь!
Хочешь поддержать человека в трудную минуту и расположить к себе, назови его профессионалом, а еще лучше умным. Или просто гениальным.
– Поэтому, ежели не желаешь встретить Новый год в узком кругу, давай соображай. Кстати, круг будет не из ментов-оборотней, а из тех, кого ты недавно дубинкой по хребту гладил.
– По…Почему?
– А потому что ты бывший! Я то со своим «пенсионным» еще пристроюсь в нормальную «хату», а тебя ждет очень теплый прием. Аж дым из задницы повалит! Подставили, тебя, Юрок, подставили. Что ж ты так?
Ответить охранник не смог. Видимо, живо представил, как его введут в угрюмый каземат и отрекомендуют: «Встречайте! Юрий Лемешев! Сержант в отставке! Отряд милиции особого назначения! Дворянин! Аплодисменты!» Сейчас он напоминал ребенка, случайно увидевшего, как злой папка снимает ремень.
– Но есть шанс.
Ребенок чуть ожил.
– Ты мне сейчас, все, слышишь, все – как на духу! Я из-за тебя, пряника, садиться не собираюсь! Понял?! Да очнись ты!
Чернаков слегка потряс охранника за плечо.
– Да, да, понял…
– Кто велел дать следачке такие чумовые показания?
– Она… Сама, – едва слышно, словно нерадивый студент на экзамене, выдавил Лемешев.
– Кто – она? Следачка?
– Да… Говорит, вали все на начальника, мол, это он приказал, и тебе ничего не будет.
– Чего-чего?… А если б я задержанных расстреливать приказал? Ты пошел бы сдуру, хлопнул пару человек из карабина, а потом бы заявил – мне Чернаков велел! И что? Дальше бы гулял?
Лемешев захлопал ресницами. Но не взлетел. Мешала крыша авто.
– Юрий, не обманывай папу. Следачка не дура, чтоб такое предлагать…
– Правда, правда она… Я ж откуда все эти ваши тонкости знаю? Она пообещала, что все нормально будет…
– Для кого нормально?
– Для меня…
– А для меня?
Чернаков прострелил охранника взглядом. Лемешев напрягся, словно ожидая удара.
– Наверное…
Вячеслав Андреевич нажав на газ, резко вклинился в поток.
– Вот сейчас и узнаешь. Про «нормально»…
– Мы ку-куда?
– На новогоднюю елку! Копытину ты задерживал? Ты. Ценник ты в рамку сунул? Ты. Сам признался. Вот и сядешь. А я не собираюсь. Не приказывал, я тебе, Юра, ничего, не приказывал! И нигде не расписывался!… Что за живот схватился? Блевать тянет?!
Лемешев скрючился, словно вареная креветка.
– Я предупреждал – все, как на духу! Про следачку жене рассказывай сказки! Перед сном. В последний раз спрашиваю – кто?
– Да, клянусь – она…
Бросив взгляд на охранника, Чернаков понял, что тот не врет. Нет у Лемешева артистических способностей, чтобы так играть. Но, с другой стороны, каков расчет многоуважаемого следователя Маргариты Викторовны Яблонской? А вдруг, Юрик отказался бы… Если только…
Интересная мысль.
– И сколько она тебе предложила?
– Че-че-го, сколько? – у Лемешева проснулось заикание.
– Апельсинов, блин! Баксов сколько?!
– Ни ско…
– Юрик! Не серди папу! Папа все знает, папа накажет!
– Две, – как-то обреченно, почти сразу, без сопротивления ответил бывший омоновец, – две тысячи…
– Понятно… Отдала хоть?
– Да… Почти. Двести осталась должна. Если показания не изменю, отдаст.
Обещала.
– Надо же… Всего две штуки?
– Вячеслав Андреевич, я бы не взял, честно… У меня дочка, ей на глаз операцию надо делать.
– Неужели? Что-то ты про нее не сильно вспоминал, когда материалку канючил. Ты, Юрик, хоть дочкой свою натуру гнилую не прикрывай… И если она не до конца прогнила, отвечай – Харламов на Копытину наколку дал?
– Да, да, он! – согласно затряс головой Лемешев, – мол, баба беременная, встречай. Я встретил. Клянусь, так и было!
– Ладно, верю…
Чернаков притормозил возле здания райотдела.
– Значит так. Сейчас идешь в семнадцатый кабинет, к дознавателю.
Твердо заявляешь, что хочешь изменить показания. Мол, оговорил меня из-за обиды за маленькую премию к Новому году. Или еще почему, не суть. Потом одумался. Рамка сработала потому, что Копытина украла столовый набор. Ты ее не обыскивал, сумку она показала сама. Дознаватель будет тебя отговаривать, стращать, но ты стой на своем. Только в этом случае есть шанс соскочить. Усек, юрист?
– А как же Маргарита Викторовна?
– Если наедет, вернешь деньги. А лучше поначалу не возвращай. Посмотрим кто к тебе от нее притащится. Вряд ли она сама тебя душить будет. Все запомнил?
– Все.
– Шагом марш. И не трясись ты, бить не будут! Обратно сам доедешь. На такси. Когда выйдешь, позвони, как прошло. Да, ты меня сегодня не видел.
– Хорошо.
Лемешев выгрузился и словно тень исчез за дверьми райуправления.
Засранец!
Чернаков не стал его дожидаться. Он достал бумажник, вынул из него листик календаря с адресом. Далековато живет Галина Красная, вернее, ее родственник. Поселок Левашово. Судя по отсутствию номера квартиры, дом частный. Левашово сразу за городской чертой. Часа полтора ходу. Но надо ехать. Посмотреть, что за товарищ. Познакомиться, пожать руку, поблагодарить от чистого сердца за умело проведенную пиар-акцию…